ЛЕКЦИИ ПО ПАСТЫРСКОМУ БОГОСЛОВИЮ

V ПРИМЕРЫ ИЗ ИСТОРИИ ​ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПАСТЫРСТВА


Оглавление
Пастырство епископа Игнатия (Брянчанинова)
Пастырство епископа Феофана (Затворника)
Пастырство настоятеля Оптиной пустыни схиархимандрита Моисея
Пастырство оптинского иеросхимонаха Льва
Пастырство оптинского иеросхимонаха Макария
      Пастырские наставления о. Макария
            О смирении • О покаянии • О молитве • О страстях • О постах • О прелести
Пастырство оптинского старца иеросхимонаха Амвросия
      Особенности пастырствования о. Амвросия
      Духовное окормлеиие монашествующих и мирян
      Старец Амвросий и интеллигенция второй половины XIX в
      Учение иеросхимонаха Амвросия о спасении и достижении Царствия Божия по его письмам
            О покаянии • О смирении • О терпении в скорбях • О молитве • О страхе Божием • О страстях и борьбе с ними • Частные наставления мирянам


ПАСТЫРСТВО ЕПИСКОПА ИГНАТИЯ (Брянчанинова)

Епископ Игнатий (Брянчанинов) является одним из пред­ставителей знаменитых подвижников-богословов XIX века, которые не столько мыслили и философствовали о христианстве, сколько жили им.

Епископ Игнатий (родился 6 февраля 1807 г.) происходил из дво­рянской семьи, в которой получил и строгую религиозную настроен­ность, и прекрасное образование. Еще с детства он имел стремление и желание принять монашество. Сразу же после окончания главного инженерного училища, куда он поступил по настоянию отца на 16-м году жизни и которое окончил первым, он подает прошение об от­ставке424.

В 1831 году он принял монашеский постриг и вскоре был назначен настоятелем одного из вологодских монастырей. В 1833 году он вы­зывается в Петербург и поставляется настоятелем Сергиевой пустыни, в которой пробыл архимандритом около 24 лет, т.е. до отъезда в Став­рополь по посвящении в сан епископа Кавказского и Черноморского. На кафедре Владыка пробыл 4 года и в 1861 году удалился на покой в Николо-Бабаевский монастырь (на Волге близ Костромы), где и преставился 30 апреля 1867 года.

Всю свою жизнь епископ Игнатий непрестанно изучал творения святых отцов, никто из современников не мог сравниться с ним в знании отеческих писаний. "Это была живая библиотека отцов", -писал о нем игумен Антоний (Бочков)425. "Чтение отцов, — писал о себе богомудрый архипастырь, - с полной ясностью убедило меня, что спасение в недрах Православной Церкви несомненно. Оно от­крыло мне, что сделал Христос для человечества; в чем состоит па­дение человека; почему необходим Искупитель и в чем заключается спасение".

Основным психологическим импульсом духовной настроенности епископа Игнатия было чувство лично живого и непосредственного отношения к Искупителю Христу и сильная жажда спасения и ис­купления. Живое, опытное познание Бога-Спасителя - эта идея проникает все писания Владыки.

Будучи настоятелем Сергиевой пустыни, Владыка часто посещал петербургское общество. Многие тогда удивлялись, как он, под­вижник и молитвенник, не чуждался вместе с тем общества, бывал приятным собеседником людям светским, умел возбуждать в них к себе доверие и действовать на них ко благу душевному. Видя в нем не столько лицо духовное, сколько доброго знакомого, равного по уму и образованию, многие, весьма нерасположенные к иночеству лица любили бывать у него в обители и видеть его в своих домах, что незаметно склоняло их к благочестию. Благочестие было целью и основою всех бесед о. Игнатия, и самый светский разговор он всегда старался свести к душеназидаиию своих слушателей; нередко заставлял задумываться самых беззаботных.

Отличаясь строгостью к себе, епископ Игнатий был снисходителен к немощам человеческим. Он охотно прощал недостатки своим ду­ховным чадам, когда видел их искреннее раскаяние и начатки ис­правления. Эту черту милосердия доброго пастыря можно видеть во многих его письмах. Владыка не только не отвергал согрешающих, но, наоборот, старался поддержать, исправить и привести ко Христу. Епископ Игнатий умел воздействовать на людей не только примером своей высоконравственной жизни, но и даром слова. Этот талант Владыка также посвящал на служение ближним. Он видел в этом свое призвание. Считая душеполезное слово милостыней, епископ Игнатий щедро раздавал его. Владыка, с присущей ему духовной мудростью, умел применять к своей жизни наставления древних подвижников, сообразовываясь с современными ему условиями; во многих своих сочинениях, проповедях и письмах он отразил учение св. отцов, примененное к требованию современности. На свои произ­ведения святитель смотрел не как на свою собственность, но считал их даром Божиим. Я, - писал он в своих сочинениях, - был только орудием милости Божией к современным православным христианам, крайне нуждающимся в ясном изложении душевного христианского подвига426. Преисполненный великого смирения и глубокого чув­ства покаяния, Владыка больше всего желал быть примером для пасомых не словом, а самой жизнью, и это желание можно видеть в его творениях и письмах. "Довольно, .. если буду взирать на грехи свои, стремиться к покаянию и плачу, и на сию спасительную ниву изгонять вверенное мне стадо жезлом примера и учения"427. Из этого смиренного и покаянного источника - своего сердца - добрый архи­пастырь и давал наставления, заботясь о спасении душ, вверенных ему Богом.

Епископ Игнатий своим богопросвещенным духом постоянно ощущал суетность и кратковременность земной жизни. Вся земная жизнь христианина, по мнению Владыки Игнатия, должна быть школой для приготовления к вечности. Жизнь христианина-путника, идущего в Небесный Иерусалим, - должна быть теснейшим образом соединена со Христом через исполнение евангельских заповедей. До­бродетельная жизнь делает христианина уже на земле причастником неба. Только тот, кто еще на земле жизнью во Христе сделал себя способным к восприятию начатков небесной радости, будет сопри­чтен к ней в бесконечно большей степени на небе. "Земля — страна плача; небо - страна веселия; небесное веселие вырастает из семян, посеянных на земле"428.

Призывая своих пасомых следовать за Христом, святитель Игна­тий советует каждому взять свой крест, помня завещание Спасителя: "Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет". Взятие креста своего есть добровольная, благо­говейная покорность воле Божией при всех скорбях, посылаемых и попускаемых Промыслом Божиим. Ропот и негодование при скорбях и напастях есть отречение от креста429. Чтобы последовать Христу, надо свою жизнь направить по Его заповедям, указанным в Еванге­лии, и отречься от своего греховного разума и своей воли, которые противоречат разуму и воле Божией430. Каждый, кто желает узнать волю Божию, должен приступить к Евангелию - этой вечной книге жизни, - и в ней найдет Истину, следуя которой, может унаследовать блаженство. Истина — Христос. "Христос, — говорит священномученик Петр Дамаскин, - сокровен в Евангелии; желающий найти Христа может найти Его в Евангелии"431. Епископ Игнатий считал, что святое Евангелие есть основа духовной жизни христианина. Им необходимо поверять правильность своей духовной жизни, своего шествия по лествице духовного совершенства. Читать Евангелие нужно постоянно, и не просто читать, а благоговейно изучать его. Владыка советует каждому христианину усвоить Евангелие настолько, "чтоб ум твой, так сказать, плавал в нем, жил в нем; тогда и деятель­ность твоя удобно соделается евангельскою. Этого можно достичь непрестанным благоговейным чтением, изучением Евангелии"432. Деятельное изучение Евангелия постепенно откроет человеку его греховность и то, каким должен быть новый обновленный человек, почерпая из Евангелия образ мыслей и действий, каждый христианин перерождается из человека плотского в духовного, "созданного по Богу" (Еф. 4, 24).

По мнению святителя Игнатия, истолкование и понимание Свя­щенного Писания должно быть согласно с мнением и учением св. отцов Восточной Церкви. Иначе можно уклониться от правильного понимания его и тем самым погубить свою душу. "Как же вы хотите, - продолжает еп. Игнатий, - произвольно понимать духовное слово, которое и произнесено не произвольно, а по внушению Духа, и само запрещает произвольное толкование. Дух произнес Священное Писа­ние, и только Дух может толковать его. Поэтому всякому, желающему стяжать истинное познание Священного Писания, необходимо чтение святых отцов"433. Святые отцы опытно изучили Слово Божие, поэтому они и могли правильно и непогрешительно изъяснять его. На вопрос: каких отцов читать христианину, Владыка отвечал: "Христианину, живущему посреди мира, не должно читать св. отцов, которые писа­ли для монашествующих. Какая польза от чтения тех добродетелей, которых нельзя исполнить делом? Пользы никакой не может быть, а может быть только вред, состоящий в том, что в человеке возбудится мечтательность духовного состояния, ему никак не идущего"434.

Такая мечтательность будет лишь обманчиво услаждать наше во­ображение высокими добродетелями, а временами вводить душу в уныние и отчаяние при виде того, что мы не можем исполнить этих добродетелей. Глубоко изучив св. отцов Восточной Церкви и на опыте убедившись в духовности и спасительности их учения, епископ Игна­тий уверенно и настойчиво привлекал к этому сонму святых мужей и своих духовных детей, которые обращались к нему за душеспаси­тельными наставлениями. Он верил, что постоянное упражнение в чтении трудов св. отцов будет для каждого христианина надлежащим компасом, указующим правильный путь ко спасению. Это истинное мнение о учении св. отцов Владыка старался донести до сознания своих слушателей. Вот как об этом сказано в одном из его писем: "Выубедились, что единственный непогрешимый путь ко спасению — неуклонное следование учению св. отцов при решительном уклонении от всякого учения постороннего, от самых своих разумений, доколе разум не исцелится от недуга своего и не соделается из плотского и душевного — духовным".

Святитель Игнатий был учителем покаяния. Главным содержанием его учения был призыв к покаянию. Покаяние он считал основой всех видов христианского подвига. По учению епископа Игнатия, покая­ние есть дверь, которой мы входим в Небесное Царство. Он писал: "Милосердый Господь, уготовав нам дивное, небесное, вечное Цар­ство, указал дверь, которою мы можем войти в спасительную пажить Духа и Истины, - дверь покаяния. Если пренебрежем покаянием, без всякого сомнения окажемся вне. Добрые дела естественные, по чувствам, никак не могут заменить собой покаяния. В покаянии -вся тайна спасения"435. Пока христианин жив, он должен постоянно пользоваться врачевством покаяния и никогда не отчаиваться в грехопадениях. Через покаяние христианин возрастает духовно и удостаивается великих милостей Божиих. Только при посредстве по­каяния можно перейти из состояния душевного в состояние духовное. В одном из писем святитель пишет, что покаяние необходимо всем последователям Христа на любой степени совершенства... Тщетны, бесплодны, часто душевредны подвиги и самые возвышенные, когда они не растворены чувством покаяния436.

Этой истине богомудрый архипастырь следовал не только в тво­рениях и письмах, но и в личном своем общении с пасомыми и, особенно, учениками. Он учил и воспитывал каждого ученика по его силам и способностям, не щадя своих сил, не жалея времени, и если его ученикам бывало нелегко принимать его учения и усваивать себе его правила, то и ему немало трудов стоило каждого отдельно воспитывать, внушать любовь к урокам и возводить в духовное со­стояние.

Епископ Игнатий душу свою полагал за учеников своих; он про­щал всякую немощь, лишь бы человек сознавал ее с покаянием, но ненавидел лукавство и фарисейство; гордость и тщеславие обличал и искоренял ежедневно. Система воспитания новоначальных у о. Игнатия была такова: он приучал их быть откровенными с ним не только в делах, но и в помыслах. Такая откровенность и близость отношений не допускала учеников до грубых погрешностей: как то было стыдно и жалко оскорбить своего отца и благодетеля, который старался не стеснять их не воспрещал веселости в обращении между собой, даже в его присутствии. О. Игнатий ненавидел несогласия и ссоры: если случалось кому посориться, он немедленно призывал их к себе и мирил, чтобы не оставалось неприязни до другого дня. Один из духовных чад о. Игнатия так усвоил себе это правило, что бывало, вечером ходит всюду, ищет брата, с которым размолвился, и всех спрашивает: не видал ли такого-то? И на вопрос: на что тебе его, отвечал: "Да видишь ли, давеча с ним поразмолвил, а отец говорит: "Солнце да не зайдет во гневе нашем"; надо прощенья попросить". И непременно отыщет брата и исполнит сие благое намерение.

Жизнь святителя Игнатия была исполнена многих скорбей и болез­ней, но, постоянно помня спасительные слова Господа нашего Иисуса Христа: "В терпении вашем стяжите души ваша" (Лк. 21, 19), он все великодушно претерпевал с надеждой на помощь Божию. Считая по­сылаемые Господом земные скорби залогом вечного спасения, епископ Игнатий отечески призывал переносить скорби с терпением. Терпение же должно быть с благодарением и славословием Спасителя. Только при этом человек скоро получает обильную благодать, укрепляющую его в подвиге терпения437.

Многоразличными были слова утешения, которыми Владыка подкреплял своих духовных чад. Видя души пасомых, он своим любвеобильным сердцем хорошо чувствовал, что кому сказать и как подкрепить угнетенного множеством скорбей. Постоянной целью архипастыря было как можно скорее и надежнее помочь и утешить в "беде сущего". Одних утешал он примером Христа Спасителя, претерпевшего для нашего спасения крестные страдания. Другим говорил, что скорби кратковременныи скоропреходящи. Некоторых утешал с состраданием, указывал на свои постоянные болезни, умоляя совместно безропотно переносить болезни. Одного из своих прибли­женных добрый попечитель ободрял надеждой вечных благ. Владыка писал: "Терпи великодушно яростные волны, терпи великодушно напор свирепых ветров, терпи силою веры — и Христос приведет тебя в свое время в покой Свой. По множеству болезней, которые тебя посещают в этой жизни, великие утешения ожидают тебя"438. Если скорби возникали по причине или вине самого страждущего, то таким архипастырь советовал не только терпеть, но и принимать меры к устранению самой причины, вызвавшей скорбь.

Иногда, по премудрым судьбам Божиим, Господь через скорби избирает Себе служителей. Хорошо понимая и чувствуя это, свя­титель писал некоторым в утешение: "Тому человеку, которого Бог избирает в служение Себе, посылаются скорби. За скорби должно благодарить и славословить Бога, моля Его, чтобы даровал покор­ность Ему и терпение"439. Скорби посылаются и тем, кто усердно занимается внутренним подвигом, но опять же, единственно, для духовной пользы последних. Только в этом случае нужна усиленная надежда на Бога, от чего подвиг увеличивается большими духовными успехами. В одном из писем Владыка писал: "Подвижникам, зани­мающимся умственными подвигами, попускаются преимущественно пред телесными подвигами болезни и другие скорби; от действия их подвижник по необходимости должен возлагать надежду на Бога. От усиления надежды на Бога слабеет самонадеянность; с умень­шением самонадеянности уменьшается самомнение. С ослаблением этих недугов начинает зарождаться в душе истинное смирение, на котором основаны правильность и прочность всякого подвига"440. От благодарения во время постигшей скорби воспитывается не только смирение, необходимое для спасения, но рождается и живая вера и подается благодатное утешение.

Своим современникам, требующим у Владыки душеспасительного назидания, он писал: "Милосердый Господь, дарующий путь спасения и самое спасение произволяющим спастись, да укажет вам подобаю­щий путь. В наше время предоставлено спасаться наиболее терпением скорбей"441. Христианская добродетель терпения является одной из важнейших добродетелей на пути спасения. На нее указывал Христос Спаситель (Лк. 21, 19). Ее имели и спасались все святые. К этой добродетели призывал и продолжает призывать в своих творениях и письмах попечитель спасения человеческих душ — епископ Игнатий. Он обращается ко всем жаждущим спасения и говорит: "Итак, благо­душествуйте посреди волнения, предайте себя воле Божией..."442

О молитве епископом Игнатием написано очень много. Занимаясь сам постоянной умной молитвой и получая посредством ее благодатное утешение, Владыка считал своим долгом передать опыт молитвенного делания своим последователям. В письмах к духовным чадам он ча­сто говорил о том, что необходимым условием благодатной молитвы является внимание: "Желающий заниматься богоугодной молитвой должен заботиться только о том, чтобы во время молитвы ум его со­хранял внимание..."443 От внимания дух наш приходит в смирение; от смирения рождается покаяние..."444.

Личную опытность святителя в молитвенном подвиге подтверждает и следующий пример. Посетил его однажды афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Владыка заметил в нем что-то особенное и просил рассказать о своем делании. С первых слов афонца стало ясно, что он употребляет способ восторженной молитвы и находится в прелести. С тонким и умелым подходом Владыка стал просить монаха, чтобы он, как постник и подвижник, испытал над собою преподанный святыми отцами способ, заключающийся в том, чтобы ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погру­жался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы; причем сердце обыкновенно сочувствует уму душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал преподобный Марк подвижник: "Ум, неразвлеченно молящийся, утесняет сердце, сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Через несколько дней афонский иеросхимонах пришел к епископу Игнатию, но уже без самонадеянности, и сказал, что он пробовал молиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, и все его видения пропали. Архимандрит Игнатий посоветовал ему не отличаться наружностью от других, потому что это ведет к высокоумию"445.

Для успешности молитвы архипастырь предлагает умеренное правило. Но в молитвенном правиле мудрый святитель никогда не связывал своих пасомых внешними условиями. Больным и слабым он представлял возможность несколько увеличить или уменьшить молитвенное правило в соответствии с их силами. "Относительно правила молитвенного - знайте, что оно для вас, а не вы для него, но для Господа. Почему имей свободу с рассуждением. При немощи убавляйте, при силе прибавляйте - и то, и другое с умеренностью и осторожностью; потому что мы крайне немощныи окружены татями и убийцами отовсюду. Когда вы не бываете в Церкви, то читайте правило, предписанное вам"446.

Начинающим свою духовную жизнь владыка советует молиться понемногу, но часто, чтобы сохранить вкус к молитве и не произве­сти в уме утомление, от которого происходит оставление молитвы. "Когда находишься один, молись несколько вслух, чтобы слышать самому себя. На приходящие мысли, как бы они ни были явственны, не должно обращать никакого внимания"447. Молитвенный подвиг христианина приносит обильные плоды, но, прежде чем молящийся сподобится получить их, ему нередко приходится преодолеть многие внутренние трудности. "Молитвенный подвиг, батюшка мой, — го­ворил Владыка одному из вопрошающих, - есть подвиг. Надо тру­диться. Кто терпеливо молится своею оскверненною молитвою и не покидает ее, тому Бог в свое время дает истинную молитву. Внимай себе, т.е. словам молитвы, и не внимай помыслам, приходящим во время ея"448.

Опытный делатель молитвы епископ Игнатий предупреждает, что молитве иногда сопутствует обильное умиление, а иногда в душе наступает особая сухость. "На эти перемены должно смотреть равно­душно, как смотрит на перемены погоды опытный земледелец, зная, что после ненастья бывает вёдро, а после вёдра ненастье. Враг рода человеческого завидует христианам, занимающимся внимательной молитвой и, чтобы препятствовать им в этом добром деле, наводит на них различные искушения". Святитель Игнатий, предупреждая делателя молитвы, говорит словами святых отцов: "Помолясь как должно, ожидай противного". Это значит, что после внимательной молитвы, когда нам даруется обильное умиление, всегда случается какое-либо смущение или искушение. От смущения следует хранить­ся, т.е. отвергать его, когда оно придет, а тому, что оно приходит, не должно удивляться. Нападение на нас греховных помыслов попущено для нашей пользы, потому что оно приводит нас к сми­рению, к опытному познанию нашего падения, нашей греховности. Велико значение молитвы в духовной жизни христианина. Время, посвященное молитве, не истрачено понапрасну, а употреблено для насаждения в своей душе Царствия Небесного и приближения к Богу. Молитва помогает христианину в жизни: поселяет в его душе мир, возбуждает милость и сострадание к человеку, искореняет страсти, делает человека холодным к миру и покорным Богу, дает силы для борьбы о греховными помыслами и влечениями. Она жителя земли делает причастником небесных и вечных благ.

Епископ Игнатий в своих сочинениях уделяет большое внимание основной христианской заповеди — любви, и в своих творениях и письмах к пасомым постоянно призывает к евангельской любви. Стяжанию ее владыка посвятил всю свою жизнь и только ее он считал настоящей любовью. "Понимаю только ту любовь, которая действует по священным велениям Евангелия, при его свете, которая сама - свет, - писал он. - Другой любви не понимаю, не признаю. Истинная, святая любовь к Богу и ближним отчетливо изображена в Евангельских заповедях; правильное, непорочное действие ее является в исполнении заповедей. Кто любит Меня, сказал Господь, заповеди Мои соблюдет. В такой любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения"449. Говоря об истинной любви, святитель писал: "Истинная любовь строга и, являясь в делах, не нуждается в личине — ласковости и льстивости, которыми непременно прикрывает себя самолюбие для обмана ближних"450.

О любви к ближнему мы знаем из учения отцов, что она бывает двух родов: естественная и евангельская, или о Христе. Естественная насаждена в нас при творении и потому непременно есть в каждом человеке. Она повреждена, как и прочие благие свойства, падением или прародительским грехом, поэтому в каждом человеке подвержена большим или меньшим, кратким или продолжительным изменениям. Христос, исцеляющий все наши недуги дивным образом, исцеляет и поврежденную любовь: заповедует Себя - Господа - любить в человеках.

Это возводит любовь на высочайшую степень, дарует ей чистоту, духовность, святыню... Любовь естественная непостоянна, изменчива и скоро может перейти в ненависть, но ничего подобного не бывает с любовью духовною. Святитель писал: "Бог отвергает любовь плот­скую, любовь, которую узнал Адам по падении; принимает только одну духовную любовь, которую явил миру новый Адам, Господь наш Иисус Христос. Мы должны любить так, как Он любит... Любовь духовная постоянна, беспристрастна и бесстрастна, вся - в Боге, объемлет всех ближних"451. "Желаю, чтоб вы имели любовь к Господу Богу, любовь живейшую, а к ближним одинаковую и равную, как к образу Божию"452.

Святое Евангелие заповедует христианину иметь любовь не только друг к другу, но и к врагам. Разъясняя евангельский текст о любви к врагам, Владыка писал: "Здесь ясно и определенно изображено, в чем должна состоять любовь к врагам: в прощении нанесенных ими обид, в молитве за них, в благословении их, т.е. в благих словах о них и благодарении Бога за наносимые ими напасти, в благотворении им соответственно силам и духовному преуспеянию, в благотворении, которое может простираться до вкушения телесной смерти для спа­сения врага. Пример такой любви явил Спаситель. Хотя Евангелие говорит о любви к врагам, но в нем же повелевается не вверяться им (врагам) и быть с ними очень осторожными. Но сколько плодовита эта заповедь, столько и трудно стяжать её. Молитесь Господу, и Он пошлет в ваше сердце благодатное и разумное чувство, которым возлюбите врагов и обидящих как орудие правосудия Божия"453. Владыка Игнатий учил, что любовь должна быть освящена духовным рассуждением. Любить друзей нужно во Христе, чтобы Христос был любим в ближнем, а ближний был любим как создание Божие"454. Христианин, приобретший евангельскую добродетель - любовь - не расстанется с нею и в будущей жизни; по словам св. Апостола Павла, "любовь никогда не перестанет" (1 Кор. 13, 8), и святитель Игнатий говорит: "Одно благо, которое пойдет с нами туда - "любовь к Богу и ближнему"455.

Каждому христианину для воспитания себя по заповедям Евангелия необходим телесный и душевный подвиг. Святитель Игнатий говорил: "Всякому новоначальному сперва надо преподать делание заповедей Христовых, совершаемое телом; а когда по значительном времени он окажется верным в этом делании, то преподать ему и блюдение ума (душевное делание), но только очень просто и умеренно"456, ибо "душевное делание естественно человеку и составляет неотъемлемую принадлежность его"457.

Посильные труды приучают христианина отсекать свою греховную волю, приучают к послушанию и способствуют укрощению страстей, гнездящихся в сердце каждого человека. Епископ Игнатий, срав­нивая сердце человеческое с землей, говорил: "Телесные подвиги необходимы для того, чтобы землю сердечную соделать способною к принятию духовных семян и к принесению духовных плодов... Остав­ление телесных подвигов соделывает человеков подобными скотам, давая свободу и простор телесным страстям... Телесный подвиг нужен даже и для святых, соделавшихся храмами Святого Духа, чтоб тело, оставленное без обуздания, не ожило для страстных движений и не послужило причиною появления в освященном человеке скверных ощущений и помыслов, столько несвойственных для нерукотворенного духовного храма Божия"458. По мнению святителя Игнатия, телесный подвиг должен быть соединен с душевным; иначе, при оставлении последнего, у христианина развиваются душевные страсти. Как тело без души мертво, так и телесный подвиг без душевного бесплоден. Душа оживляет тело, а духовный подвиг оживляет телесные подвиги. Тело без души подвергается тлению и издает зловоние, так и наруж­ное благочестие без умного делания "сперва оказывается чуждым духовного плода, потом заражается тщеславием, самомнением... и другими трудно выявляемыми страстями"459.

Владыка считал, что "душевный подвиг может и один, без телесно­го, совершить очищение; телесный же, если не перейдет в душевный, - совершенно бесплоден, и более вреден, чем полезен: удовлетворяя человека, не допускает его смиряться, напротив того, приводит к вы­соте мнения о себе как о подвижнике, не подобном прочим немощным человекам"460. Душевный подвиг имеет первостепенную важность в духовной жизни, однако, по учению Владыки, "подвиг телесный, совершаемый с истинным духовным рассуждением, необходим для всех одаренных здоровьем и сильным телосложением; с него надо начинать путь спасения."

"Совершителю телесных и душевных подвигов, — говорит святитель, - необходимо также и смирение, без которого не может увенчаться ни один подвиг. Смирение почти рядом идет с подвигом, т.е. доставляет почти тот же успех, каковый доставляется подвигом. Смирение одно, само по себе, полезно; а подвиг без смирения не приносит никакого плода, — напротив того, приносит вред, вводя в высокое о себе мнение и в осуждение ближних. Смирение состоит в том, чтоб признать себя достойным того положения, в котором мы находимся, и недостойным положения лучшего и высшего, даже и в духовном отношении, и покорно предавать себя воле Божией... В наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига; ныне при умножившихся немощах подвиг особенно опасен, как сильно наветуемый осуждени­ем, притом требующий опытного руководителя; а смирение - всегда непадательно. Самые немощи и грехи, когда мы сознаемся в них и раскаиваемся, способствуют смирению"461.

Телесный и душевный подвиг необходим не только каждому мона­ху, но и мирянину. Этот подвиг определяет истинного христианина и укрепляет его на спасительном пути. Вот что писал епископ Игнатий в своих письмах: "По настоящему положению монашества в России и вместе по состоянию общества в духовно-нравственном отношении ближайшее ознакомление и монашества, и общества (в духовно-нравственном отношении) с правильным образом подвижничества оказывается особенно нужным и полезным. Уважение к телесному подвигу, когда он предоставлен лишь самому себе, уважение, возда­вавшееся во времена простоты, миновало. Миновало оно по той весьма естественной причине, что монахи, занимающиеся исключительно телесным подвигом, не могут дать должного отчета в монашеской жизни ни себе, ни братиям своим, живущим посреди мира. Притом, занятие телесным подвигом в той степени, в какой занимались им старинные монахи, ныне очень, очень ослабело по причине общего упадка сил и здоровья в человеке. Духовный подвиг образует ис­тинных, сознательных монахов, и его-то вызывает, так сказать, на поприще деятельности современная образованность"462.

Каждому новоначальному иноку для того, чтобы стать на правиль­ный дуть духовной жизни и твердо шествовать по нему, необходим духовный руководитель-старец. В деле старческого руководства епископ Игнатий особенно большое значение придавал ежедневному откровению помыслов ученика своему старцу. Одной инокине архипастырь писал: "Понуждай себя к простоте и откровенности пред старицею; от всех же других вполне скрывай свои брани, потому что такою преступною откровенностью повредишь себе и другим, которым отнюдь не полезно слышать о твоих бранях"463. "Ежедневное испове­дание пред старцем всех своих согрешений, помыслов и недоумений приносит иноку великую душевную пользу. Ни один подвиг не может так умертвить страсти, как откровение их старцу. Страсти отступают от того, кто без пощажения исповедует их. Телесное вожделение увядает от исповедания более, нежели от поста и бдения"464.

Нелегко бывает новоначальному иноку открывать помыслы своему наставнику. Враг часто возбуждает в нем чувство ложного стыда и тем самым препятствует чистосердечному исповеданию своих помыслов старцу. При таком состоянии иноку необходимо приложить усилие к откровенности, после чего она постепенно станет его добрым навыком и раз от разу он будет открывать свои помыслы непринужденно. Вла­дыка опытно знал, что иноку без частого откровения помыслов очень трудно устроять свою духовную жизнь. "Твое спасение единственно от твоей откровенности пред старцем, — писал святитель одной из своих духовных дочерей. - Без этого делания тебе не достигнуть ничего духовного и благодатного, а пребудешь плоть и кровь. Если будешь открываться, то достигнешь чистоты, которую осеняет благо­дать Божия"465. Иноки, приучившие себя к откровению помыслов, со временем бывают способны помогать ближним в их душевных смуще­ниях. Таковы основные положения учения епископа Игнатия.

В письмах Преосвященного Игнатия имеются и ценные наставления о взаимоотношении пастыря и пасомых. Вот одно из них. Епископ Игнатий высоко смотрел на обязанность и ответственность духовника. В одном из писем он говорил, что духовный руководитель должен при воспитании вверенных ему Богом душ преследовать не свои вы­годы, а единственно искать славы Христовой и приводить пасомых ко Господу. Пасомых же он предупреждал, чтоб они не имели к своим наставникам пристрастия. "Сердце ваше да принадлежит единому Господу, а в Господе и ближнему. Без этого условия принадлежать человеку - страшно. Не бывайте раби человекам, сказал Апостол. Всегда трогали меня до глубины сердца слова святого Иоанна Пред­течи, произнесенные им относительно Господа и себя, сохраненные им в Евангелии Иоанна: "Имеяй невесту, —говорил святой Предтеча, - жених есть, а друг женихов стал и послушал его, радостию радуется за глас женихов; сия убо радость моя исполнися. Оному подобает расти, мне же умалитися" (Ин. 3, 29-30). Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха Небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной, не­изреченной красоте Христа, о безмерной Его благости и силе; пусть они полюбят Христа, точию достойного любви. А наставник пусть, подобно великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, при­знает себя за ничто, радуется своему умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния. Доколе плотское чувство пре­обладает в учениках, велик пред ними наставник их; но когда явится в них духовное ощущение и возвеличится в них Христос, они видят в наставнике своем только благодетельное оружие Божие. Охранись от пристрастия к наставнику. Многие не остереглись и впали вместе с наставниками своими в сеть диаволу. Совет и послушание чистыи угодны Богу только до тех пор, пока они не осквернены пристрастием. Пристрастие делает любимого человека кумиром; от приносимых это­му кумиру жертв с гневом отвергается Господь. И теряется напрасно жизнь, погибают добрые дела, как благовонное курение, разносимое сильным ветром или заглушаемое вонею смрадною. Не давайте в сердце вашем места никакому кумиру! И ты, наставник, охранись от начинания греховного! Не замени для души, к тебе прибегшей, Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтобы возвеличился Христос в учениках твоих. Когда Он возвеличит­ся, — ты умалишься по причине возраставшего Христа. Увидев себя умалившимся, исполнись радости. От такого поведения чудный мир будет навеваться на сердце твое; в себе увидишь исполнение слов Христовых: смиряяй себя, вознесется"466.

Архипастырь видел, что истинных наставников, даже в его время, было очень немного. Зная большую ответственность тех, кому хри­стиане в руководстве вверяют свою жизнь, он предупреждал всякого принимающего на себя звание старца-духовника не по призванию: "Страшное дело - принять по самомнению и самовольно на себя обязанности, которые можно исполнять только по велению Святого Духа и действием Духа, между тем, как общение с сатаною еще не расторгнуто и сосуд не перестает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для тебя и для ближнего, преступно пред Богом и богохульно"467.

Гибельность неправильного руководства состоит в том, что неискусный пастырь не может не направлять духовную жизнь пасомых по пути, на котором сам стоит. Если сам он стоит на ложном пути, то и другому будет передавать этот путь, потому что, по словам епископа Игнатия, "послушание образует того, кому он повинуется"468.

По причине оскудения наставников святитель считал, что лучшим руководителей в духовной жизни христиан является следование свя­тоотеческим писаниям. В одном из писем епископ Игнатий писал: "Кто подчинится этому (святоотеческому) руководству, того можно при­знать уже спасенным; кто же водится собственным разумением или учением лжеучителей, того должно признать погибшим"469.

В заключение приведем слова бывшего келейника святителя Игна­тия, архимандрита Игнатия (Малышева), в которых хорошо раскрыто значение учения епископа Игнатия для ищущих путь к вечной жизни: "Вы отверзли небо, - писал он, - потекли воды, и жаждущие люди напоились. Выдали пищу, которая алчущих питает. Так я разумею о ваших творениях и от избытка чувств и душевной благодарности ничего более сказать не могу. Тот лучше знает, что даст бедной душе, - кто благородно созерцается, уделяет от этой трапезы неимущему. Ваша книга - книга жизни и учение воды живой, напояющей души человеческие. Это учение в наше скудное время необходимо, как вода во время пророка"470.

ПАСТЫРСТВО ЕПИСКОПА ФЕОФАНА (ЗАТВОРНИКА)

Личность епископа Феофана, как и епископа Игнатия (Брянчанинова), столь резко выделяется на фоне его современников, что он еще при жизни обращал на себя внимание всех церковных лю­дей. Епископ, покинувший кафедру для того, чтобы целиком отдаться подвижническим трудам и литературной деятельности, представляет собой явление, конечно, незаурядное. Русская Церковь знала только трех таких святителей: св. Тихона Задонского, епископа Игнатия (Брянчанинова) и епископа Феофана Затворника.

Родился Преосвященный Феофан (в мире Георгий Васильевич Говоров) 10 января 1815 года в семье священника. Унаследовав от своих родителей высокие духовные качества, он сохранил и развил их в период учебы сначала в Ливенском Духовном училище (1823), а затем в Орловской Духовной семинарии (1829). Как лучший ученик, он был направлен в Киевскую Духовную академию, где на последнем курсе в 1841 году принимает монашеский постриг. Под мудрым руководством старца Киево-Печерской лавры иеросхимонаха Парфения и под влиянием лучших профессоров и наставников Академии - архимандрита Иннокентия (Борисова), архимандрита Димитрия (Муретова), Амфитеатрова, Скворцова, архимандрита Иеремии - молодой инок получил высокое духовное образование, развитие умственных сил и всех душевных способностей.

Дальнейшая судьба святителя после окончания Духовной акаде­мии связана, хотя и с некоторым перерывом в связи с пребыванием в наших заграничных миссиях Палестины и Константинополя, со многими местами и различными типами Духовных школ. Он про­шел в них административные должности от смотрителя училищ до ректора академии. Уже здесь проявляются способности будущего святителя как пастыря. Основным началом воспитательных мер он считал христианскую любовь, а лучшей средой и средством добро­го воспитания - храм Божий. "Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, — говорил он. - Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди него ради тишины и теплоты не могут лучше напечатлеться в сердце. Церковь, духовное пение, иконы— первые изящнейшие предметы по содержанию и по силе"471. Часто он беседовал с юношами о том, как направить душу к общению с Богом и приобрести чистоту совести и сердца, указывал на необходимость чтения духовной литературы, Слова Божия и святых отцов.

Дальнейшее служение в сане епископа (хиротонисан в 1859 г.) показывает его истинным архиереем, способным душу положить за овец своих. Частые богослужения, постоянное проповедание Слова Божия, которое святитель считал лучшим средством к созиданию спасения, поездки по епархии с целью личного знакомства с вве­ренной ему паствой, многоплодная миссионерская деятельность для возвращения заблудших в лоно Церкви, заботы о Духовных учебных заведениях, об открытии церковно-приходских школ, - вот краткая характеристика деятельности Преосвященного Феофана.

Несмотря на такую многогранную деятельность, душа святителя стремилась к уединению и к созерцательной жизни. Поэтому епископ Феофан обратился в Святейший Синод с просьбой об увольнении на покой, и он был определен настоятелем в Шацкую общежительную Вышенскую пустынь Тамбовской епархии. 28лет своей жизни провел здесь Преосвященный Феофан в полном затворе и 6 января 1894 года мирно отошел ко Господу.

В годы затвора епископ Феофан не имел личного общения с пасомыми, но именно в этот период наиболее ярко проявилась его пастырская душепопечительность в служении ближним усерд­ной молитвой, письмами и высокодуховными произведениями. Святитель получал ежедневно до сорока писем от разных лиц -архиереев, иереев, иноков, светских сановников, простых людей, богатых, бедных, родных, знакомых. Он всем спешил ответить и никому не отказывал в совете. "Я охотно готов, — писал он, — от­вечать и помогать вам всем словом, сколько разума достанет"472. "Ко мне можете обращаться со всеми духовными запросами"473.

В своих письмах святитель одних наставлял, других вразумлял, иных утешал в скорбях, иных укреплял в бедах, иных предостерегал от заблуждения, иным раскрывал те или иные истины веры и нрав­ственности. Словом, в своих письмах, по слову Апостола, он "всем был вся, да всяко некия спасет".

Епископ Феофан был строгим подвижником-аскетом, но его аске­тизм был особого рода. Вот как один из биографов святителя харак­теризует его в этом отношении. "Преосвященный Феофан, — пишет он, - стремился осуществить в своей жизни идеал христианского аскетизма. Но это был не тот неправославный аскет, который в сво­ей эгоистической замкнутости для себя одного ищет Бога, заботится только о своем спасении; нет, не для себя одного искал он полного уединения, совершенной отрешенности от мелочных житейских инте­ресов, а более для других, - из глубины уединенной келии "любовь его обнимала всех"474.

Преосвященный Феофан смотрел на пастырство как на величайший подвиг. Этот подвиг, по его учению, имеет две стороны— внешнюю и внутреннюю. Внешняя его сторона определяется наведением строя и порядка в церковной жизни и во внешнем поведении паствы. Вну­тренняя же сторона этого подвига определяется воспитанием пасомых - "умов, сердец, их мыслей, чувств, расположения всей их жизни -так, как требует христианство... Создание такого настроения пасомых в их внутренней жизни есть назидание душевное или попечение о их спасении"475. Дело пастыря - "пектись (заботиться), чтобы все делали только добрые дела, день и ночь о том бы и помышляли, стремились вперед к своей цели"476, "дондеже достигнем вси соединения веры, познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста испол­нения Христова" (Гал. 4, 13). Эти слова Апостола, учит святитель Феофан, выражающие собой постепенное восхождение человека к совершенству, исход которого - спасение и единение с Богом, со­ставляют сущность цели пастырского душепопечения477.

Трудность пастырского душепопечения связана с немалыми опас­ностями и потому требует от пастыря великого терпения и постоян­ства. По этому поводу епископ Феофан так говорит: "Как взявшийся выбирать хорошие цветы, выросшие среди терний, неизбежно оца­рапывается, так и пастырь, выбирая из среды людей избранников Божиих, неизбежио страдает болезненно... Страдает, но не отступает от дела."478В этом отношении еп. Феофан пастыря уподобляет "воину, постоянно ведущему борьбу", только не с видимыми врагами, а с врагами спасения. Поэтому святитель советует пастырю вседушно трудиться, ревновать о пастырском душепопечении, но "ревновать законно, достодолжно, разумно, чтобы добиться победы и получить награду"479. "Пастырю, - продолжает он, - надлежит пастырствовать не как попало, но со строгой осмотрительностью и разумным ведени­ем дела, надлежит сообразовать свои действия с местом, лицом и с течением дел внешних и внутренних, житейских и гражданских, во всем имея одну цель - побеждение зла и спасение душ"480.

Такой взгляд на пастырскую душепопечительность сложился у епископа Феофана на основании личного опыта. Детский и особенно юношеский возраст, по мысли святителя, является самым ответствен­ным в жизни человека. "Юность кипит жизнью, — пишет еп. Феофан. — Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн. Самая беспорядочность и порывистость движений опасна. К этому присоединяется жажда впечатлений, склонность к общению... Стихии юноши — развлечение, мечты, легкое чтение, жажда нового, разнообразия... Самый верх опасности для юноши от общения с другим полом... Какая надежная опора в этом случае? -Труд телесный и еще более умственный!"481 Кроме этих опасностей есть еще две: "свое личное" постижение высоких истин и "светскость", которая вводит юношу в мир со всеми его растленными понятиями и обычаями. Поэтому очень хорошо юноше подчинить себя строгой дисциплине и быть под руководством опытных воспитателей482.

Епископ Феофан особенное внимание обращал на нравственную часть воспитания. "Главное, - говорил он, - надо образовать нрав и сердце. Отсюда все - страх Божий и благочестие, и любовь к ближним. Молитва с пением, частое хождение в церковь, навык к благочестию да будут предметом воспитания"483.

Как архипастырь, Владыка внимательно следил за состоянием церковного проповедничества. Проповедь он считал одним из глав­нейших способов к достижению главной цели — нравственному усо­вершенствованию пасомых. Доказывая необходимость проповедовать каждому пастырю, он утверждает: "Пастырская проповедь настолько необходима для людей, что не может быть заменена даже словом Божиим. Ибо в слове Божием содержатся общие указания для всех, а каждый человек, как индивидуум, может превратно понять и ис­толковать его, поэтому общие указания Священного Писания должен разъяснять ему живой опытный голос пастыря"484.

Известно, что на одном из постановлений Тамбовской Духовной консистории еп. Феофан наложил такую резолюцию: "Священника Светлова, без уважительных причин не говорившего ни одного поучения в течение целого полугодия, оштрафовать на вдов и сирот духовного звания шестью рублями серебром и пропечатать в "Ведо­мостях" к сведению епархии".

"Как многоценен долг священников, - говорит святитель, - благовременно и безвременно возвещать спасительные пути Божий"485. Чтобы оживить проповедническую деятельность, епископ Феофан за каждым богослужением произносил поучения, подавая всем священ­нослужителям пример неутомимости и любви к проповедническому искусству. При этом святитель учил, что высокая духовная жизнь пастыря не менее, чем проповедь, учит людей вере и нравственности. Памятуя слова Спасителя, отдающего предпочтение тому, кто со­творит и научит, еп. Феофан писал: "Назидать или созидать других может только тот, кто сам воссоздан, чей ум светло созерцает ис­тины, чье сердце согрето любовью к сим истинам. Кто желает быть назидательный, тот должен усвоить истины Божии умом, запечатлеть их в сердце, расположить по ним волю так, чтобы они служили для нее и побуждением, и правилом. Проповедь без этих качеств, но вооруженная всеми способами риторики, остается холодной, бес­сильной, пустозвучащей. Слово же духа благонастроенного и без внешних средств будет назидательно, в нем-то и есть источники ис­тинного красноречия"486.

Во всех сочинениях и письмах Преосвященного Феофана проходит одна главная и существенная мысль - мысль о едином на потребу, именно о важнейшей предмете человеческой жизни, о христианском спасении.

Прежде всего, учит святитель, необходимо выработать в себе рев­ность к богоугодной жизни. "Есть ревность - все дела идут стройно, всякий труд не в труд; не станет ее — не станет ни сил, ни труда, ни порядка; все приходит в расстройство"487. "Без труда и самопри­нуждения, — пишет в одном из писем епископ Феофан, — ни в чем не успеем. Хоть чуточку, да надобно принудить себя, хоть на волосок. Когда есть усердие и ревность, то все пойдет хорошо. Но истинная ревность безжалостна к себе"488. И вот вся беда в том, что даже и верующие христиане не стремятся приобрести эту малую, но столь необходимую ревность, не хотят жить свято, идти за Христом. Тем самым сбываются слова Господа, сказавшего: "Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Мф. 17, 14).

Что же может подвигнуть человека на этот тяжелый труд? Какова самая первая ступень спасения? По учению еп. Феофана, начальной ступенью спасения является сознание своей греховности — смирение перед Богом. "Немощи свои видеть, — пишет епископ Феофан, — жа­леть об них и к Богу, по причине их, прибегать, се есть начало доброго пути"489. Владыка не только указывает на необходимость смирения, но и дает совет, как приобрести эту великую добродетель. "Смирение трудно достается, — пишет он. — Можно считать себя смиренным, не имея и тени смирения. Одним размышлением не усмиришь себя. Лучший, или единственный верный путь к смирению есть послушание и отречение от своей воли. Без этого можно развить в себе сатанин­скую гордыню. Как ни смиряйте себя в мыслях, без смирительных дел не придет смирение. И надобно подумать хорошенько, как это устроить"490.

Эта мысль Преосвященного Феофана о необходимости внутреннего подвига, внутренней духовной жизни является основополагающей во всем учении святителя о спасении. "Дела нужно так распределять, — пишет он в одном из писем, — чтобы внешнее не мешало внутрен­нему. Внутреннее надо налаживать с утра - как глаза откроются. Хранить его весь день, вечером подогреть, и так заснуть"491. "Не внешне только надо держать добрую исправность, - говорит еп. Феофан, - но и в сердце содержать - это главное"492. Очень часто, хотя христианин уверен в том, что он идет по пути спасения, это не соответствует действительности. "Можно думать, что идешь, — пишет епископ Феофан, - а между тем не идти; можно двигаться, не подаваясь вперед, подобно мулу, поворачивающему рушальное (мельничное) колесо"493.

Так бывает с тем, кто свое внимание сосредоточивает только на внешнем исполнении установлений Церкви, и это внешнее не соот­ветствует внутренним настроениям сердца, в то время как шествие по пути спасения совершается в сердце и сердцем. "Ревнуя о спасении, все внимание должно обращать на устроение сердца и на отпечатление в нем истинно-христианских чувств и расположений"494. Ссылаясь на слова Священного Писания, епископ Феофан учит, что Господь пре­жде всего смотрит на сердечные расположения. "Даждь Ми, сыне, сердце твое" (Прит. 23, 26), - говорит Господь устами премудрого Соломона. Псалмопевец учит молиться Господу такими словами: "Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утро­бе моей" (Пс. 50, 12). И православному христианину совершенно недопустимо ограничиваться лишь внешним знанием истин веры. Непременно надо и сердцем полюбить каждую истину веры. Нельзя ограничиваться чтением молитвословий, не вникая умом в слова мо­литвы. Одним словом, все церковное необходимо усовершенствовать в своем сердце. Сердцем любить, смиряться, приближаться к Богу, прощать, молиться, благословлять и т.д.

По учению епископа Феофана, жить духовно — значит непременно иметь в своем сердце благодать Святого Духа. В одной из своих про­поведей он говорит: "Добрая жизнь исправная есть крестоношение спасительное"495. Святитель указывает признаки, по которым можно судить, живем ли мы духовно или мертвы.

Духовность свидетельствует о способности христианина жить до­бродетельно. Первое свидетельство о присутствии в нас Святого Духа - это совокупность добрых чувств и расположений, а также подвиги самоумерщвления и самопожертвования. Свидетельствует о наличии в нас Святого Духа и наше отношение к земным вещам. Непременно мы находимся под духовно-благодатным осенением, если мы всеми желаниями и мыслями стремимся к небесному, а не к земному.

Явным признаком духовной жизни епископ Феофан, на основании учения св. отцов, считает действие молитвы. Молитва есть дыхание духа, свидетельствующее о духовном совершенствовании. Святые подвижники при встрече друг с другом спрашивали не о здоровье, а о том, как действует в них молитва496.

Чтение молитвословий, по учению святителя, еще не есть молитва. В собственном смысле молитва есть "возникновение в сердце нашем одного за другим благоговейных чувств к Богу — чувства самоуничи­жения, преданности, благодарения, славословия, прошения, усерд­ного припадания, сокрушения, покорности воле Божией и проч."496 Когда этими чувствами исполняется душа при чтении молитвословий, тогда в нас поистине совершается молитва.

В письмах епископа Феофана можно найти наставления и советы на всевозможные темы как духовной жизни, так и повседневных жи­тейских забот. К нему обращались с вопросами о служебных обязан­ностях христианина, о военной службе, об отношении христианина к высшему образованию, об отношении к деньгам, об искусстве и его произведениях, о светских увеселениях и т.д. Давая ответы на вопросы, святитель неизменно сводил их к духовным наставлениям о необходимости иметь молитву при прохождении любого поприща земной жизни. Опытный делатель молитвы, епископ Феофан не толь­ко говорит о ее необходимости, но и дает подробные указания, как проходить этот подвиг лицам различных положений и в различных обстоятельствах.

Прежде всего, учит Преосвященный Владыка, проникнуться молит­венным духом помогает соблюдение самых простых правил: не при­ступать к молитвословию без предварительного, хотя бы и краткого, приготовления, совершать молитву со вниманием и чувством, а не кое-как, а по окончании молитв не нужно позволять себе сразу при­ступать к обычным житейским занятиям. Если в жизни перед самым простым даже делом мы сначала подготавливаем себя, то тем более это необходимо в молитвенном деле. Перед тем, как начать чтение молитвословий, вспомни, "кто Тот, к Кому обратишься в молитве, и кто ты, имеющий начать сие молитвенное к Нему обращение, — и соответственно тому возбуди в душе настроение благоговейным стра­хом проникнутого предстояния Богу в сердце"497. Так, настроив себя внутренне, учит епископ, можно начинать чтение молитвословий не спеша, мыслью проникая в каждое слово и доводя его до сердца.

"Часто бывает так, — говорит Преосвященный, — что некоторые много лет молятся по молитвенникам, однако в сердце не имеют мо­литвы. Такой недуг часто встречается и бывает оттого, что обращение к Богу ограничивается молитвенным правилом. По его же исполнении они уже не думают о Боге. Доброе молитвенное чувство, получен­ное во время молитвы, заглушается суетой и многозаботливостью. Этот недуг (чуть ли почти не всеобщий) надобно исправить. Нужно сделать так, чтобы душа не тогда только обращалась к Богу, когда стояла на молитве, но и в продолжение дня нужно как можно чаще возноситься умом и сердцем к Богу"498.

Особенностью учения епископа Феофана о молитве является то, что он настойчиво советует молиться своими словами, считая это самым нужным и необходимым для воспитания молитвенного духа. "Никогда не читайте без перерыва молитвы, — пишет он в одном из писем, — а всегда перерывайте их своей личной молитвой с по­клонами, в середине ли молитв придется это сделать, или в конце. Как только вспадет что на сердце, тотчас останавливайтесь читать и кладите поклоны"499.

Вместе с тем святитель Феофан постоянно напоминает о тесной связи молитвы с другими добродетелями. "Ныне хочу напомнить в предостережение, - говорит он в одной из проповедей, - что трудно, да и едва ли возможно успеть в молитве, если в то же время не бу­дем заботиться и о других добродетелях. Как цветам предшествуют листья, ствол с ветвями и корнем, так расцветающей в душе молитве непременно должны предшествовать и сопутствовать добрые духовные расположения "500.

Прежде всего епископ Феофан указывает на необходимость смире­ния. Выше уже было сказано, что смирение является основой вообще всей духовной жизни христианина, а тем более молитвы.

На вопрос, как приобретать добродетели, святитель указывал, что они есть дар Божий и рождаются от исполнения со смирением заповедей Божиих. Чтобы жить "по заповедям относительно ближ­них, - учит Владыка, - извольте законом иметь: всякое дело Богу посвящать в самом его зародыше, к Богу обращать его во время производства его и у Бога просить сил на совершение его; потом, кончивши, и благодарение ему воздать за то... каясь, если что проторглось покривившее дело или представляющее его пред очами Божиими в чем-либо недостаточным. Действуя так, вы, наконец, этим трудовым путем достигнете того, чего достигают от всего от­решающиеся пустынники"501.

Особое внимание в своих произведениях и письмах Преосвященный Феофан уделяет на раскрытие внутренних расположении сердца, его страстей и борьбе с ними. "Цель — Царствие Небесное, — учит святи­тель, — но чтобы быть достойным войти в Царствие, надо очиститься от страстей и от всего худого. Так как без этого очищения дверь в Царствие не отворится, то оно должно быть для вас ближайшей целью"502.

Основываясь на учении св. отцов, епископ Феофан ярко раскры­вает, что страсти - начало ада, ибо перейдя по смерти в вечность, они будут вечно терзать душу томительными мучениями. Страсти нельзя считать каким-либо легким помышлением или желанием, скоро возникающим и быстро исчезающим. Они глубоко входят в душу, откуда нелегко их изгнать. Страсти, по причине своей неесте­ственности, мучат душу, подобно змее, сидящей внутри. Пока здесь на земле, где есть возможность удовлетворять страсть, она временно может молчать. По смерти же, лишившись удовлетворения, она бу­дет томительно терзать душу. Преосвященный Владыка призывает очистить себя здесь на земле от мучительных страстей, объявить им борьбу, не взирая на болезненный труд.

Оружием для борьбы с грехом и страстями являются пост, уеди­нение, бдение, хранение чувств, поклоны, хождение в храм, чтение Слова Божия, послушание и молитва. Основные же приемы духовной борьбы, по учению еп. Феофана, таковы. "Во-первых, — пишет он в одном из писем, — восстановить неприязнь к ним; во-вторых, от­толкнуть ненавистью и гневом, как врагов, и, в-третьих, поразить молитвой к Господу, Ангелу Хранителю и Владычице Богородице и к святой, имя коей выносите... Второе средство против этих бурле­ний... — говение, исповедь и св. Причащение"503.

Необходимым условием внутренней духовной жизни является постоянная сосредоточенность и внимательность ко всем своим дей­ствиям и, особенно, словам. Епископ Феофан предостерегает беречь свой ум от рассеяния, ибо это вносит нестроения в духовную жизнь. "Блюдитесь, - пишет он, - от рассеяния внимания ума, от пристрастия сердца к каким-либо предметам и обременения воли многозаботливой попечительностью. Рассеянность, пристрастие и многозаботливость — три злейших врага внутренней жизни"504. Святитель убеждает не допускать этих врагов внутрь своего сердца, чтобы они не заглушили духовной жизни.

Этот единственно правильный путь смиренной, постоянно устрем­ленной к Богу внутренней духовной жизни является обязательным для каждого христианина, какой бы образ жизни он ни проводил: монашеский или мирской. Правда, епископ Феофан как бы делает различие между монахами и мирянами, когда говорит: "Монахам дело - помыслы очищать; а у мирян главное - намерения при делах исправные держать; а уж до чистоты куда им. И Бог не взыщет"505.

Но среди многочисленных писем Преосвященного владыки нет ни одного письма к мирскому лицу, в котором он не указывал бы на необходимость внимательности и сосредоточенности в делах жи­тейских, необходимость исполнения евангельских заповедей, а при нарушении этих норм богоугодной жизни, очищения путем покаяния, познания своей немощи и смирения пред Богом и людьми. Таким об­разом, основы духовной внутренней жизни являются одинаковыми и обязательными как для мирянина, так и для монаха. "Цена (жизни) зависит не от того, — пишет епископ Феофан, — что делается, а от того, в каком духе делается"506.

По учению святителя, "спасаются не в одном (только) монастыре. И в семейном быту спасаются, и во всяком звании и состоянии"507. Очень часто в письмах епископа Феофана можно встретить следую­щее выражение: "Спастись везде можно, и спасение не от места и не от внешней обстановки, а от внутреннего настроения"508. "Путь спасения - не один монастырь, - пишет Владыка, - путей столько, что не перечтешь. Все в душе, а не во внешнем положении. Некто взял на себя чужую вину и был сослан. Там в рудокопиях до конца жизни смиренно трудился... По смерти оказалось, что Богу угодил. А уж что за жизнь"509.

"Кто в семье живет, — учит епископ Феофан, — тому и спасе­ние — от семейных добродетелей"510. То есть и в обычной семейной обстановке должно ходить пред Богом. "Вы жалуетесь на хлопоты, развлекающие и не дающие помнить о Господе. Попробуйте так по­нять все дела свои по хозяйству и по другим отношениям, как бы они прямо от Самого Господа были вам назначаемы; не вообще только, а частно всякое дело таковым понять. Тогда, приступая к делу и совер­шая его, можно содержать в мысли и то, что вам следует исполнить его, как было бы приятно Господу... Через это при делании будете с Господом. Если в конце, сознав помощь Божию, возблагодарите Господа, то вот и в конце Господь. Если затем, в том же порядке исполните второе, третье дело и так до конца дня, то вот вы весь день с мыслью о Господе. А это ведь и есть то, что требуется, то есть ходить в присутствии Божием"511.

В другом письме, затрагивая этот вопрос, епископ Феофан раскры­вает, что есть мир и мирская жизнь. "Мнение, — пишет он, — будто в мире нельзя спастись, верно, если жить по-мирски. Но если в мире не жить по-мирски, то для спасения от сего беды нет. Мир - страсти, люди, живущие исключительно по страстям, и совокупность обычаев и порядков жизни, придуманных для удовлетворения страстей... Жизяь семейная и гражданская не сама по себе есть мирская, а бывает такой, когда в порядки такой жизни втесняются страсти и удовлетворение их. На семейную и гражданскую жизнь есть заповеди. Если так за­вести эту жизнь, чтобы в ней господствовали заповеди с прогнанием всего страстного, тогда это будет не мирская, а святая жизнь, Богом благословенная"512.

Вот еще несколько выражений епископа Феофана о спасении среди семейной жизни и в миру, а также о том, в чем сущность спасения на этом пути. "Брачная жизнь, — пишет он в письме к молодым супругам, - не затворяет двери в Царство Небесное, может не мешать и в духе совершенствоваться. Не во внешних порядках дело, а во внутренних расположениях, чувствах и стремлениях. Их и поревнуйте всадить в сердце. Читайте Евангелие и Апостол, и смотрите, как следует быть христианину настроену, и позаботьтесь так настроиться. Понемножку все придет и займет свое место. Главное — молитва. Она барометр духовной жизни. Непрестанно надо с Господом быть, ибо без Него ни в чем успеха не будет"513.

В одном из писем святитель так наставляет замужнюю женщину: "Вы— жена, вы— мать, вы— хозяйка. Обязанности по всем этим частям изображены в посланиях Апостольских. Просмотрите их и возьмите на совесть исполнять их. Ибо сомнительно, чтобы спасение могло устроиться помимо исполнения обязанностей, которые налагаются званием и состоянием. Ибо как то и другое от Бога, то то и другое может быть обращено или на угождение Ему, если верно исполняется, или на оскорбление Его, если не исполняется"514.

Особенностью руководства еп. Феофаном лиц, живущих в миру, является то, что он постоянно им напоминает о необходимости со­зидать свое спасение именно в мелочах будничной жизни. "Извольте себе записать в памяти, что с минуты пробуждения до минуты за­крытия глаз ко сну, все время должно так вести дела, чтобы весь день представлял непрерывную цепь актов самоотвержения, и все Господа ради, пред лицем Его во славу Его. Акты самоотвержения не огромное что суть, а идут среди обычных дел житейских и состоят во внутренних решениях и поворотах воли. Они могут быть под всяким словом, взглядом, движением и под всякой мелочью. Отличительная их черта есть - не допускать самоугодия ни в большом, ни в малом, а во всем идти наперекор себе... Садитесь, например, на диван; приходит желание развалиться... - откажите и приведите члены в напряжение, в струнку. Подобно этому и во всем. Мелочь это, но из полушек рубль составляется... Главное, навыкши этому в мелочах, – и на большом тем охотнее будете так же делать"515.

По учению епископа Феофана, не только спасения, но и "совершен­ства можно достигнуть среди семенной жизни... надо только страсти погашать и искоренять"516.

Таким должен быть путь христианина, живущего в миру, т.е. быть последователем Христа не по имени только, но и в жизни. Это иногда нарушается, так как сердце мирянина очень часто увлекается житейскими заботами и треволнениями. Поэтому епископ Феофан делает вывод, что путь в монашество более удобен в деле спасения. "Дела не главное в жизни, – пишет он в одном из писем, – главное – настроение сердца, к Богу обращенное. Где это удобнее соблюсти: в мире живя, или устранившись от мира? Апостол пишет: "К тому не аз живу, но живет во мне Христос... Живот наш сокровен есть со Христом в Боге... Сыне, даждь Ми сердце... Непрестанно молитеся... Ни о чем же пецытеся..." И множество есть таких указаний, в коих возвещается превосходство жизни, когда, подобно Марии, избирают единое на потребу"517.

Однажды на возражения собеседника, что монашеская жизнь трудна и лишь одни избранные могут понести ее, епископ Феофан ответил: "Трудности и в монашеской жизни есть, и в житейском быту. И в последнем их больше... Выходит, выбежите от меньших трудностей, чтобы попасть в большие. Разумно это?.. От трудностей никуда не убежать"518.

Духовный подвиг инока заключается в очищении сердца от стра­стей. "Дело монашества, — говорит еп. Феофан, — все внутреннее, (а) внешнее в нем есть придаток"519. По словам святителя, вступле­ние в иноческий чин знаменует собой твердую решимость жить, не поддаваясь увлечениям страстей. Подвиг этот непрерывен в течение всей земной жизни вплоть до отхода из сего мира и представления пред лицем Бога. "Хотите спасаться, войдите внутрь себя, встаньте со вниманием у входа сердца и истребляйте все вражеское, выходящее и подходящее"520 Живя таким образом, инок предстанет пред Богом верным Его служителем.

Святитель Феофан Затворник как сам в иноческом подвиге стре­мился держаться среднего пути, свободного и от нерадения, и от излишней строгости, так и всех, обращавшихся к нему за советом, наставлял быть благоразумными в аскетических подвигах, тем са­мым предостерегая от высокоумия и гордостного превозношения. В письме к инокине он пишет: "Мне показалось, что, заведши у себя порядок келейных занятий и уставив правило о пище и сне, вы этим так довольны... Но смотрите, как бы вам не вознестись прямо на небо, и не стать свысока смотреть на всех, блуждающих по земле, отягченных пищей и сном и мятущихся в суетных делах. По крайней мере, излишняя строгость к телу всегда ведет к подобным мечтам... И что еще может быть?.. Враг придет в виде ангела светла, и не знать, что может сделать с вами. Вот на какую дорогу вы себя поставили!.. Внутренность свою надо распалить прежде любовью к Господу, а там внешние подвиги сами собой устроятся"521.

Епископ Феофан, как мудрый и опытный пастырь, очень много внимания в своих произведениях и письмах уделяет начальным сту­пеням на пути ко спасению, т.е. воспитанию в грешнике сознания своей греховности и искреннего покаяния. В то же время он по­следовательно излагает основные этапы духовного роста спасаемого человека, возводя грешника до самых высших ступеней лествицы спасения, раскрывая учение о живом Богообщении и непрестанной молитве. Все этапы, отмеченные епископом Феофаном, описаны им на основе глубокого изучения святоотеческих произведений и про­пущены через собственный духовный опыт.

Эти этапы, безусловно, проходит каждый спасающийся человек. Поэтому всякий, возжаждавший духовной жизни и вступивший на путь спасения, найдет у святителя Феофана много полезного и при­годного для себя.

Мы верим, что Преосвященный владыка Феофан не только питает нас своими творениями, но и помогает своими святыми молитвами пред Престолом Живоначальной Троицы, к Которому он приблизился еще здесь на земле, достигнув духовного безмолвия и ангельского бесстрастия.

ПАСТЫРСТВО НАСТОЯТЕЛЯ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ СХИАРХИМАНДРИТА МОИСЕЯ

Оптина пустынь была духовной лечебницей для душ, ис­терзанных грехом, потерявших или не нашедших смысла жизни, скорбящих и страждущих, ищущих вразумления, утешения, духовной поддержки, а также разрешения своих сомнений и не­доумений.

Оптина пустынь расположена в трех километрах от древнего города Козельска, на правом лесном берегу реки Жиздры. По преданию, обитель была основана покаявшимся разбойником Оптою в начале XV столетия. Существует и другое мнение: возможно, первоначально это был общий монастырь, в котором жили монашествующие - старцы и старицы. Это мнение потверждается древними синодиками пустыни, в которых записаны имена схимонахов и схимонахинь. Русское сло­во "опт" выражает общее количество чего-либо. Отсюда - "Оптин монастырь", в смысле - общий монастырь.

Достоверные сведения об Оптиной пустыни появляются в XVI веке. В XVIII в. обитель пришла в запустение. Только в конце это­го столетия усилиями Московского митрополита Платона Оптина пустынь возрождается, и в XIX столетии приобретает известность и славу благодаря подвизавшимся в ней в это время старцам.

Большое влияние оказывали оптинские подвижники на нравственное воспитание русского народа. Это были святые вожди нравственности земли Русской. Передовая русская интеллигенция XIX в. имела тяго­тение к Оптиной пустыни, не говоря уже о простом верующем народе. Ее посещали писатели, философы: Вл. Соловьев, Шевырев, И.В. и П.В. Киреевские, М.П. Погодин, Н.В. Гоголь, А.П. Толстой, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев, Л.Н. Толстой.

Русская интеллигенция посещала эту обитель не из-за пустого любопытства, а с надеждой укрепить свои духовные силы. С благо­говением эти люди изучали и описывали Оптину пустынь. Малейшее знакомство с жизнью и деятельностью оптинских старцев порождает в душе исследователя стремление глубже изучить и определить ее значение в истории Русской Церкви.

Они сознавали высоту внутреннего строя Оптиной пустыни. И.В. Киреевский прямо говорит, что для ознакомления с христианством необходимо познакомиться с жизнью оптинских старцев522.

Прежде чем непосредственно перейти к описанию пастырской деятельности трех великих оптинских старцев, необходимо кратко познакомиться с жизнью настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Моисея. В 1820 г. по просьбе Преосвященного Филарета (Амфитеа­трова), управлявшего Калужской епархией, братья Моисей и Антоний (Путиловы), подвизавшиеся уже 10 лет в пустынных рославльских лесах Смоленской обмети, переселились в Оптину пустынь, взяв с собой еще несколько иноков. Благодаря их трудам, Оптина пустынь день ото дня начала возрастать как внешне, так и внутренне.

В 1825 году управление обителью было поручено Моисею. Это был выдающийся администратор, талантливый строитель и мудрый наставник. Он управлял обителью 37 лет - с 1825 по 1862 год. Что делалось в Оптиной пустыни до него, имело характер лишь подгото­вительный. И все, что делалось после него, было лишь поддержанием им сделанного. Наиболее ценным, чем ознаменовал о. Моисей свое долговременное управление Оптиной пустынью, было учреждение пастырского окормления.

Во время настоятельства ему пришлось потерпеть много неприят­ностей. Случалось, что некоторые из немощных братий, особенно в первое время настоятельства о. Моисея, питая к нему за что-либо неудовольствие, увлекались до того, что поносили его разными уко­ризнами и делали это в присутствии его, притворяясь, что его не за­мечают. В подобных случаях о. Моисей все выслушивал, улыбаясь, с веселым видом и с какой-то радостью принимал неприятные слова как драгоценный подарок и после ни словом, ни делом не воздавал за такое неразумие. А приходя в келию, молился пред образом Спасителя, о Котором всегда говорил: "Вот мое прибежище!"

Во все время настоятельства ему приходилось переносить некото­рые неприятности от епархиального начальства. Однако он всегда был сосредоточен в себе самом и не поднимал на притеснителей ни малейшего ропота.

В обитель о. Моисей принимал всех, кто только изъявлял желание жить в монастыре - и образованных людей, и простых из всякого сословия. От поступающих он не требовал никакого вклада в пользу обители. Не столько заботился о. Моисей о том, могут ли принимаемые им люди в монастырь принести пользу, сколько о том, чтобы обитель действительно послужила к их душевной пользе и спасению, — и потому одинаково охотно принимал не только молодых и здоровых, но и старых и хилых, изъявивших искреннее произволение посвятить остаток дней своих на служение Господу. С особенною отеческой любовью смотрел он на своих слепых, как они усердно подвизались в послушании - кто звонарем, кто в хлебне.

В то время обитель была бедна, часто даже не хватало дневного пропитания. Некоторые из братий роптали на о. Моисея за то, что он принимает многих, да притом старых и больных, в монастырь. Отец Моисей обычно отвечал: "Чем больше принимается в обитель, тем больше молитвенников и служащих Богу, Который на долю всякого и посылает потребное. Здоровый и молодой везде найдет себе пристанище, а если старых-то и неспособных к делу, каковы мы с вами, не призреть, то куда им деться? Притом же на всякого поступающего в монастырь Господь и посылает, а на старичков и на больных вдвое, потому что они сами ничем не могут воздать при­нявшей их обители".

Труды архимандрита Моисея не ограничивались заботой о том, чтобы построить и благоустроить церкви и келии и снабдить брат­ство одеждой и трапезой; главное внимание старца было обращено на духовное воспитание монашествующих и нравственную их под­держку. В 1829 году переместился в Оптину пустынь о. Леонид, а в 1834 году, с согласия о. Моисея, прибыл сюда же для совместного жительства с о. Леонидом и иеромонах Макарий (Иванов), бывший прежде уставщиком и ризничим в Площанской пустыни.

Хотя в духовном назидании братии и прочих лиц, приходивших в Оптину пустынь, главными действующими лицами были старцы о. Леонид, Макарий (а потом и о. Амвросий), но и о. Моисея заслуга и участие в этом деле весьма велика. Он лучше других понимал высокое значение и силу благотворной деятельности старцев; судя обо всем не по человеческим соображениям и понятиям, а с духовной точки зрения, он с большим доброжелательством содействовал их трудам в деле спасения ближних.

О. Моисей без совета старцев не предпринимал ничего. Новопоступивших и новопостригаемых поручал их руководству. Духовное руководство вводилось с большим трудом, но благодаря деятельности духовно мудрого настоятеля и его благих помощников, возделанное их сердечными воздыханиями, скорбями и молитвами, оно возрастало и укреплялось, а потом принесло и добрый плод на ниве Христовой.

Архимандрит Моисей никому не дозволял уклоняться в своеволие, но, с другой стороны, всякому благоразумно предоставлял достаточ­ную свободу, зная, что каждый, занимаясь каким-либо делом, приоб­ретает в нем навык и опытность и большею частью нельзя предвидеть, что может встретиться при исполнении того или другого поручения. О. архимандрит не любил входить в мелочи и тем связывать подчи­ненных. Главнейшее, что нужно, скажет, а остальное предоставляет собственному их соображению и обстоятельствам.

За всякий труд, понесенный в пользу обители и братства, о. Моисей был всегда признателен и потрудившихся умел утешить и ободрить выражением своей благодарности и отеческою приветливостью. "Спаси, Господи, за взятое послушание. Благодарствую", - бывало, скажет почитаемый старец. Эти краткие слова о. Моисея настолько действовали на тружеников, что в их сердца вливалась новая благо­датная сила, которая возбуждала ревность к выполнению данного послушания.

Проникнутый духом Священного Писания и св. отцов-подвижников, он все это старался воплотить в своей душе. Бывало, кто-либо из братии при исполнении какого-либо послушания потерпит неудачу или испортит что-либо случайно, о. Моисей вместо выговора и об­личений поблагодарит его, да и утешит, говоря: "Ну, уж кто в деле, нельзя без того быть, чтобы не испортить чего". Или ненамеренно провинившемуся в чем-нибудь предоставит случай загладить свою вину исполнением другого поручения, и виновный еще более старается заслужить доверие, видя оказанное ему снисхождение.

О. Моисей верил совести каждого и не на словах только, а на самом деле, и по вере его сбывалось. Для всех доверие настоятеля было лучшим поощрением и лучшей наградой. Однако, при мудрой снис­ходительности, правление о. архим. Моисея вовсе не было слабым. Когда он видел какие-либо беспорядки, в случае надобности умел вразумить, а кому требовалось, и напомнить о послушании. Особенно в монастыре о. Моисей не допускал самочиния. Однажды заметив, что эконом, не спрашивая его благословения, делает распоряжения, о. Моисей подозвал его к себе и спросил:
Там вот куча мусора лежала, а теперь я ее не вижу. Куда она девалась?
Да я ее велел свезти, батюшка.

Что же ты меня не спросил, у меня для этого мусора было другое назначение. Ты все самочинничаешь, без благословения делаешь. Надо обо всем спрашивать". И столько говорил об этой безделице, что эконом поневоле увидел, что настоятель за всем следит, хотя и помалкивает, и впредь берегся самочиния в других делах, более важных, которые прежде делал, не спросясь у настоятеля.

Если кто из братии, провинившись в чем-либо, просил прощения у о. Моисея, то, конечно, получал просимое и больше о. архимандрит об этом деле никогда не вспоминал. Если же кто-нибудь и после долгого выжидания со стороны настоятеля не вразумлялся, то о. архимандрит старался, снисходя к его немощи душевной, найти удобный случай к обличению, когда заметит, что тот, кого следует вразумить, в хоро­шем расположении духа и готов принять замечание, или когда вино­вный сам являлся к нему по какой-либо своей надобности и казался спокойным. "Придешь, бывало, к о. архимандриту, - рассказывал один из старших братии, - он тебя несколько раз с ног до головы осмотрит и когда увидит, что совершенно спокоен, тогда и начнет делать замечание: "Да вот, брат, я давно хотел тебе сказать..." и проч. А если заметит, что непокоен, то и говорить не станет.

Вообще, смотря снисходительно на немощи и не взыскивая за малости, доверяя на совесть, о. архимандрит не пропускал поступков, требовавших исправления, но сохранял их в памяти и, дождавшись удобного случая, за один раз высказывал все, что нужно, все при­поминал за долгое время, так что слышавший не знал, чему более удивляться: продолжительному молчанию настоятеля или неожидан­ному его обличению, из которого было видно, что он видел и прежде бывшее и не забыл того, а ясно представлял его вину и в прежних действиях, и теперь; обличал неуклонно, и такое делал сильное на­зидание, что всякое самооправдание разрушалось в прах, и один подобный случай оставался памятным на многие годы и действовал сильнее, чем повторяемые выговоры. Оттого и происходило, что хотя о. Моисей мало и редко говорил, но влияние его ощущалось во всей обители, во всем братстве.

Слово о. архимандрита Моисея никогда не было праздным, но всегда бывало сказано кстати, редко, да метко; но, вместе с тем, не в начальственном властном тоне, а в отеческом духе и весьма рас­судительно. По своей духовной мудрости он на всех смотрел, как на детей, на которых и не мог сердиться, а в случае надобности только вразумлял их отечески. Слово обличения и вразумления о. архи­мандрита было со властию и благотворно действовало на братию, потому что он имел правилом прежде, нежели сделать замечание брату, внутреннее помолиться за него Богу.

В ком о. архимандрит видел недостаток надлежащего разумения, от тех много и не требовал; а если заметит, что человек уже может понимать дело по-монашески, но невнимателен к должному или укло­няется в самооправдание, к тому был строг и взыскателен. Тем из братии, которых считал более развитыми и понимающими духовную жизнь, поручая какое-либо дело, говорил иногда, что его можно сде­лать так или вот так, - и это он делал для того, чтобы потом в случае неисполнения иметь возможность смирить брата.

Он был для всех любящим отцом и наставником. Случалось, что между братиями возникало какое-нибудь неудовольствие. И тот, и другой приходили жаловаться к настоятелю. Внимательно выслушав жалобу, о. Моисей давал недовольному высказаться, прерывая из­редка замечаниями в таком роде: "Как же он это мог сказать?" Или: "Одобрить этого нельзя"; а в заключение о. Моисей обыкновенно говаривал: "да уж, нужно кончить это дело по-монашески. Пойди как-нибудь там, объяснись с ним". Тот, кто приносил жалобу, дол­жен был делать первый шаг к примирению или просить прощения у другого.

Можно себе представить, каково было его великодушие и снис­хождение к недостаткам ближних, когда он состарился в трудах настоятельских и подвигах монашеских после многоразличных испы­таний и скорбей почти сорокалетнего настоятельства, какая возросла и созрела в нем духовная опытность и мудрость. Он стал подобен ангелу во плоти в своих поступках.

В последние годы жизни, когда кто-нибудь с огорчением говорил ему о каких-нибудь беспорядках или бесчиниях, о. архимандрит кротко отвечал: "Да, уж сам-то я хуже всех", и говорил это с таким искренним смирением, что разговор о немощах братских невольно прекращался.

Неподражаемо было искусство о. архимандрита говорить с каждым в его тоне: с простыми — попросту, с образованным — на их языке, а с средними — сообразно с их понятиями и их образом речи. Он хорошо понимал потребности каждого, зато и его внимание ценили все, и все его любили. На всякого он умел действовать и всякого направлять к полезному, смотря по его свойствам, привычкам и душевному настроению.

Однажды о. Моисею кто-то принес арбуз. Он взял его и положил в своей келии. Арбуз этот лежал день, лежал другой, а на третий келейники решили: "Давай-ка, приберем этот арбуз, ведь архиман­дрит велел, чтобы всякая вещь была на своем месте". Взяли арбуз к себе и после обеда расположились его есть. Половину уже съели, как вдруг - звонок от о. архимандрита. Старший келейник говорит своему товарищу: "Ну, брат, иди ты, а если спросит про арбуз, отделывайся, как знаешь". Келейник входит, о. архимандрит спрашивает:
– А что, брат, вот тут у меня одна вещица лежала, да я ее теперь уж там не вижу. Где она?
– Где, батюшка? Какая вещица?
– Да вот здесь, одна вещь была у меня.
– Какая, батюшка, не арбуз ли?
– Да, арбуз.
– Простите, батюшка, мы его прибрали, да половину уже и съе­ли.
– Ну, принеси мне сюда хоть половину, — и больше ни слова, по­тому что келейник начал со слова "простите".

Однажды по случаю ненастной погоды заехал в монастырь один богатый купец с сыном, да и пробыл в нем несколько дней, питаясь монастырской пищей. Наконец, начал роптать, что много придется за­платить за все. Но ему гостинник-послушник отвечал, что не возьмут с него ничего, "но если сам пожелает, то у них есть кружка на столе, и что ему Бог положит на сердце, то он в нее и опустит".
– Да я-то опущу, но ведь другие могут ничего не опустить, - ска­зал купец.

На это послушник отвечал, что о. настоятель Моисей говорил, что если 99 ничего не заплатят, так Бог пождет такого сотого, который за всех вознаградит.

При этих словах купец взглянул на своего сына и сказал: "Ну, сотые-то, верно, мы с тобой". И с тех пор, пораженный такой верой настоятеля, сделался постоянным благодетелем Оптиной пустыни.

Всякое благодеяние, всякую жертву из усердия к обители, даже малую, о. архимандрит Моисей принимал всегда с искреннею благо­дарностью, особенно во время нужды, но с другой стороны, никакому и самому значительному приношению не удивлялся. Случилось, что одно семейство, оказавшее иного благодеяний Оптиной пустыни, посетило обитель, и, остановившись на монастырской гостинице, осталось недовольно каким-то распоряжением гостинника. Пошли жаловаться к о. архимандриту.

Вот, батюшка, мы всегда с усердием принимаем ваших сбор­щиков, с любовью помогаем обители, а ваш гостинник и того-то не захотел сделать для нас".

Да мы уж думали, - отвечал богомудрый старец, - что вы ока­зываете нам благодеяния ваши ради Бога и от Господа ожидаете себе награды за ваши добрые дела. Если же вы нас, грешных, ожидаете себе воздаяния, то лучше уж и не оказывать благодеяний, потому что мы, убогие и неисправные, ничего не можем воздать за них.

Посетители не только удовлетворились этим объяснением, но и уте­шились искренностью старца, а потом с удовольствием и благодарно­стью вспоминали, как вместо ожидаемых извинений и удовлетворений их самолюбию получили к душевной своей пользе высоко-духовное назидание. Конечно, в этом случае о. архимандрит знал, с кем он имел дело, а гостинника после все-таки призвал и сделал ему нужное вразумление.

Духовная мудрость никогда не оставляла его. Он ни к кому не имел в своем сердце неприязненного чувства, обо всех имел благую мысль, со всеми старался быть в мире по заповеди апостольской: "Аще возможно еже от вас, со всеми мир имейте" (Рим. 12, 18). В случае надобности о. архимандрит готов был просить прощения и у тех, пред которыми он не был виноват. Однажды сделал он какое-то замечание одному брату, но заметил, что последний не хорошо принял его слова. Через несколько дней, собираясь идти к службе, позвал этого брата: "Вот я тебе тогда-то сделал замечание, и показалось мне, что ты слова мои принял неблагодушно. Угодники Божии и в ризах спрашивали прощения, и я тебя прошу: прости меня Бога ради!" - и при этом старец-настоятель поклонился недовольному брату.

Наконец, одну из главнейших причин всегда мирного устроения о. архимандрита Моисея и вместе с тем одну из отличительнейших и замечательнейших черт его составляло то, что он никогда не желал настойчиво, чтобы исполнилась его воля, но напротив, с совершенною покорностью и в малом, и в великом предавался воле Божией523.

ПАСТЫРСТВО ОПТИНСКОГО ИЕРОСХИМОНАХА ЛЬВА

В Оптину пустынь в 1829 г. прибыл иеросхимонах Лев, ко­торый и положил начало духовного руководства как братии, так и мирян, обращавшихся к нему.

О. Леонид был родом из купцов г. Карачаева Орловской области. В молодости он занимался торговлей. Почувствовав пустоту этого занятия, он оставил мир и поступил в Оптину пустынь, но в ней не остался, а переходил из обители в обитель, ища духовного руководи­теля. Такового он нашел в лице схимонаха Феодора, ученика Паисия Величковского. Вначале он жил некотрое время в пустынных местах Орловской области, а затем переселился на Валаам. После смерти своего первого наставника о. Феодора и сподвижника монаха Клеопы иеросхимонах Леонид перешел в Оптину пустынь, где и оставался до своей кончины, последовавшей в 1841 году.

Со времени водворения о. Леонида в Оптиной пустыни в ней изменился строй иноческой жизни. Вся братия стекалась в келию старца со всеми вопросами духовной жизни. Старец в белой одежде, в короткой мантии был виден из-за круга учеников своих, которые стояли пред ним на коленях, и лица их были одушевлены выражения­ми разных чувств. Иной приносил покаяние в таком грехе, о котором не помыслил бы не проходивший послушание; другой со слезами и страхом признавался в неумышленном оскорблении брата. На одном лице горел стыд, что не может одолеть помыслов, от которых же­лал бы идти на конец света; на другом выражалась хладнокровная улыбка неверия ко всему видимому - он пришел только явиться наряду с другими к старцу и уйти не исцеленным, но и он, страшась проницательного взгляда старца и обличительного слова, потуплял очи и смягчал голос, как бы желая смягчить своего судию ложным смирением... Здесь видно было истинное послушание, готовое ло­бызать ноги старца; там немощный, отринутый миром, болезненный юноша не отходил от колен о. Леонида, как от доилицыея питомец. Между прочими видна была седая голова воина, служившего неког­да в отечественной брани и теперь ополчившегося под начальством такого искусного вождя против врагов невидимых. Здесь белелись и власы старца, который, признавая свое неискуство в монашестве, начинал азбуку духовную, когда мир признавал его наставником. Таким-то разнородным обществом был окружен великий старец и вождь духовный.

Советы о. Леонида имели огромный вес, потому что он сам соблюл в своей жизни то, чему учил других. Все, что говорил старец, было основано на Св. Писании и святоотеческих творениях. Больше всего заботился о. Леонид о том, чтобы приходящие к нему сознали свои грехи и страсти и положили твердое намерение исправиться.

Однажды пришел к о. Леониду купец, прося его наставления, как жить. Старец, спросив, а выполнил ли купец то, что он назначил в последний раз. Тот ответил, что не может исполнить этого. Тогда опытный пастырь о. Леонид, видя, что резкое обличение послужит ему на пользу, сказал своим келейникам, чтобы они выгнали купца из келии. Все со страхом смотрели на эту сцену. Один из келейников спросил старца: "Отче, за что вы так строго поступили с купцом?" О. Леонид ответил: "Да как же было поступить иначе? Он уже не один раз приходит ко мне и просит наставлений. Я ему сказал последний раз, чтобы он оставил курение табаку, и он обещал, а теперь говорит: "Не могу оставить". Пусть сначала исполнит одну заповедь, а потом приходит за новыми наставлениями"524.

В течение всего дня о. Леонид был занят с посетителями. Келия его, от раннего утра до поздней ночи наполненная приходившими к нему за духовной помощью, представляла чудную картину, достой­ную кисти художника. Своей святой жизнью, мудростью, прозорли­востью, даром исцелений, милосердием к страждущим, прямыми и смелыми обличениями людей порочных о. Леонид приобрел общую любовь и глубокое почитание. К нему стали приходить люди всех классов и состояний, и все получали от него духовную пользу, совет и утешение в горе.

Видя о. Леонида в такой молве народной, некоторые из посетите­лей выражали недовольство старцем, вероятно, считая занятие его с простым народом делом не очень важным, а, может быть, и бес­полезным или даже неуместным. Но старец умел вразумлять таких. Однажды в Оптину пустынь приехал благочинный города Белёва почтенный о. протоиерей Иоанн Глаголев, который любил и уважал о. Леонида и взаимно был им уважаем. Придя к старцу, о. Иоанн нашел его окруженным крестьянками. "Охота Вам, батюшка, воз­иться с бабами", — сказал он со свойственной ему простотой. "Что же, о. Иоанн, и, правда, это бы Ваше дело, - отвечал старец. - А скажите-ка, как вы их исповедуете? Два-три слова спросите - вот и вся исповедь. Но Вы бы вошли в их положение, вникли быв их об­стоятельства, разобрали бы, что у них на душе, подали бы полезный совет, утешили бы их в горе. Делаете ли это? Конечно, Вам некогда долго с ними заниматься. А если мы не будем их принимать, куда же они, бедные, пойдут с своим горем?" Пристыженный протоиерей сознался в необдуманности слов, сказанных старцу.

Не увлекаясь стремлением к мнимому высокому жительству, не ища прежде времени велиих дарований Божиих, о. Леонид сперва сам шел, а потом духовных своих детей вел безопасным путем, указанным в писаниях богомудрых наставников монашества, которые учат, что новоначальному христианину, подвижнику, прежде всего должно заботиться о познании себя и об укрощении своих страстей.

Посему о. Леонид особенно обращал зоркое внимание на ду­шевные страсти тех, кто к нему обращался, и научал всех следить за ними, не действовать по внушению их, а, призывая Божию по­мощь, противоборствовать им. Прежде же всего не оправдывать их и познавать свою душевную немощь, к благим начинаниям не примешивать тщеславия, человекоугодия или другого какого-либо нечистого побуждения, а искренне и с чистым произволением, не­лукавою простотою и беззлобием служить Единому Господу.

Свою духовную мудрость старец Леонид прикрывал крайней про­стотой слова и простотой обращения и часто растворял наставления свои шутливостью, которая казалась иногда неуместной, но всегда оправдывалась самим делом. Через это он часто и посреди собрания мог прилагать духовные врачевства к тайным душевным ранам раз­личных страждущих. А сверх того, доставлял свободный доступ к себе всем.

Иногда о. Леонид в разговоре с лицами высшего сословия упо­треблял резкие народные выражения. Но духовная сила его слова была так велика, что эти лица не только не могли обижаться просто­той старца, но и получали через его наставления великую духовную пользу. Жил недалеко от Оптиной пустыни один барин, который хвастался, что, как только он взглянет на о. Леонида, так его всего насквозь увидит. Однажды этот барин приезжает к старцу, когда у него было много посетителей, и входит к нему. Ростом он был высок и тучен телом. О. Леонид имел обычай: когда хотел на кого-либо произвести особое впечатление, загородит глаза левою рукою, приставя ее колбу козырьком, как будто рассматривая какой-либо пред­мет на солнце. Так и при входе этого барина он поднял левую руку и сказал: "Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешного Леонида. А сам, шельма, 17 лет не был на исповеди и у святого Причащения". Барин затрясся, как лист, а после плакал и каялся, что он грешник, маловерующий, и, действительно, 17 лет не исповедался и не причащался Св. Тайн. Пораженный словами старца, он пожелал исповедаться у него. Иеросхимонах Леонид согласился исповедать его, но причаститься не разрешил до тех пор, пока он не прекратит незаконное сожительство с женщиной, что вскоре и было исполнено им. Так иеросхимонах Леонид умел врачевать закоснелые во грехах души.

Епархиальному начальству не нравилось, что о. Леонид постоянно окружен множеством народа. Им казалось, что схимник, принявший на себя обеты, должен не заниматься с людьми, но проводить свою жизнь в совершенном уединении и молитве. И монастырская братия была недовольна, так как множество посетителей нарушали покой скитской жизни. Поэтому о. Леониду было предложено прекратить прием посетителей, что смиренный подвижник и исполнил; но люди постоянно шли к нему и целыми днями просиживали около его келий, прося помочь в их горе.

Недолго о. Леонид находился в скиту. По указанию начальства он был переведен в монастырь, но народ по-прежнему не разрешали к нему допускать. Но свет, который светится во тьме, не может быть скрытым от взора людей. Они шли к нему ради того, чтобы успокоить свои мятущиеся сердца и водворить в них мир и тишину. Множество ищущих спасения людей теснилось около келии о. Леонида.

Однажды о. игумен Моисей, проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед келией старца, между тем из Калуги недавно последовало повеление никого не пускать к нему. Игумен вошел в келию. "О. Леонид, - сказал он, - что же Вы принимаете народ? Ведь Владыка запретил принимать". Вместо ответа старец, отпустив тех, с кем занимался, велел своим келейникам внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей его келии. Они принесли и положили калеку пред старцем. "Вот, - начал свою речь о. Лео­нид, — посмотрите на этого человека. Видите, что у него поражены все члены телесные. Господь наказал его за нераскаянные грехи, и за все это он теперь страдает; он живой в аду. Но этому человеку нужно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принять? Что Вы на это скажете?"

Слушая о. Леонида и смотря на лежащего перед ним страдаль­ца, о. игумен содрогнулся. "Но Преосвященный, - промолвил он, - грозит послать Вас под начал." - "Ну, так что же? Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разводите, хоть на огонь поставьте, я буду все тот же Леонид. Я к себе никого не зову, а кто приходит ко мне, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?".

О. игумен Моисей ничего не мог на это возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Го­сподь Бог. Многие жили в гостинице неделями, ожидая наставления старца. Некоторые, приходя к нему, от болезни сердца едва могли сказать слово и только стонами выражали ее. Другие, одержимые бесами, были влачимы в келию старца сострадательными родными или ближними, иные несли детей для принятия у него благослове­ния. Старец уподоблялся в то время великому древу, покрытому многими плодами, к которому все простирали и взоры, и руки, так что трудно было пробраться сквозь толпу, чтобы увидать. В таком случае он говаривал: "Сам Бог поможет пройти ко мне тем, которым это полезно".

Благодатной силою наставлений о. Леонида умиротворены были многие семейства; люди, проводившие порочную жизнь, наставлены на путь истины; многие раскольники обращенык Православной Церк­ви. Победа над бесами, конечно, одержана была о. Леонидом после победы над своими страстями. Никто не видел его возмущенным от страстного гнева и раздражения. В самые тяжелые дни его жизни никто не слыхал от него гласа нетерпения и роптания, никто не видал его в унынии. Нельзя было не дивиться его всегдашней веселости. Спокойствие, младенчество евангельское и христианская радость никогда не оставляли человеколюбивого старца.

ПАСТЫРСТВО ОПТИНСКОГО ИЕРОСХИМОНАХА МАКАРИЯ

Иеросхимонах Макарий (в миру Михаил Иванов) родился в селе Железняки Орловской губернии 20 ноября 1788года, от благочестивых родителей. Из своих детских воспоминаний о. Ма­карий рассказывал впоследствии, как однажды, стоя с родителями у обедни, он увидел в алтаре настоятеля, которого он очень любил, и, забыв обо всем, стремительно бросился к нему прямо через цар­ские врата. Мать видела в отроке ревностное стремление к Богу и ко всему доброму и потому говорила, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное.

После окончания приходского училища Михаил поступил бухгалте­ром в Льговское казначейство, а затем его, как хорошего работника, перевели в Курск на должность губернского секретаря. По смерти своих родителей Михаил занялся хозяйством в своем имении, но из этого у него ничего не получалось.

В 1810 г. он посетил Площанскую пустынь; красота места и духов­ная жизнь иноков пленила его, и он решил навсегда покинуть мир и вступить под сень этой святой обители. Вскоре он был пострижен в рясофор с именем Мелхиседека, а 1815 г. принял монашеский по­стриг с именем Макария.

Через несколько дней был рукоположен во иеродиакона и назначен ризничим. В 1817 г. о. Макарий был рукоположен в сан иеромонаха. Горя ревностной любовью и Богу, о. Макарий искал высших подвигов в духовной жизни, но, к сожалению, живого образца для подражания в этой обители он не смог найти. Его душа искала внутреннего обще­ния с Богом. Господь, видя желание о. Макария, послал ему настав­ника в лице ученика Паисия Величковского схимонаха Афанасия, от которого он получил очень много наставлений в духовной жизни.

В 1827 г. о. Макарий был назначен духовником Севского Троицкого девичьего монастыря. С этого времени начинается его новая пастыр­ская деятельность. К этому времени наставник о. Макария умер, и во множестве духовных вопросов он встречал много затруднений. Он молился, чтобы Господь послал ему наставника с даром духов­ного рассуждения, о котором св. Псалмопевец говорит: "Воззваша праведнии, и Господь услышал и".

Промыслительно в Площанскую пустынь прибыл о. Леонид, ко­торый обладал даром рассуждения, который он получил как плод пережитых им великих искушений и бед. Иеросхимонах Макарий вступил с ним в тесное духовное общение. Через полгода о. Леонид переселился в Оптину пустынь, и о. Макарий продолжал поддержи­вать с ним общение через письма.

Вскоре о. Макарий был назначен на должность эконома и казначея в один из монастырей г. Петербурга. Шумная городская жизнь ме­шала ему сохранить то духовное состояние, к которому он постоянно стремился. Поэтому о. Макарий просил высшее начальство перевести его в Оптину пустынь, на что вскоре последовало разрешение.

5 февраля 1834 г. о. Макарий был переведен в Оптину пустынь. Здесь начинается всесторонняя пастырская деятельность о. Макария. Вначале он нес послушание, помогая о. Леониду в его обширной переписке, а в 1836 г. был избран на должность духовника обители, а в 1839 г. был намечен скитоначальником.

Опытный наставник и врач человеческих душ, о. Макарий мирно отошел от этой жизни в вечные обители 7 ноября 1860 г., на 72 году жизни. С первых лет своего пребывания в обители о. Макарий все­цело посвящал свою жизнь на пользу инокам, и в нем они видели духовного руководителя и наставника на пути ко спасению. Трудясь над очищением душ братии, о. Макарий убеждал их быть ревностны­ми борцами в деле своего спасения. Двери его сердца и келии были открыты для братии во всякое время. Каждый из них мог входить к нему свободно, без всякого другого доклада, кроме Иисусовой мо­литвы, не опасаясь придти не вовремя или обеспокоить старца своим приходом. Келейник, живший при нем 20 лет, свидетельствовал, что он не видал ни разу, чтобы старец прогневался на кого-нибудь из братии за несвоевременный приход, не исключая и того часа, который он посвящал на краткий отдых после трапезы.

Одного не любил старец, как вождь духовный - желания поступать по своей воле и соединенного с ним прекословия. Он оставлял тако­вых ходить по воле сердца своего, да накажет их самое отступление их. Старец и сам по временам посещал келии своих учеников, и, как замечено ими, приходил всегда благовременно, всегда имел цель духовную: утешить одного, ободрить другого, поддержать сего, вра­зумить оного, а потому посещения эти проливали в душу посещаемого успокоение и веселие; казалось, что по уходе такого вожделенного гостя и самая келия исполнялась благоухания смирения, которым были запечатлены все дела и слова этого, поистине, дивного мужа. Вообще, в нем было редкое соединение детской простоты, тихости и смирения, делавшее его доступным всем и каждому.

По смерти о. Леонида на попечении о. Макария осталась и вся духовная паства мирян. В последние годы своей жизни, умудренный многими подвигами, старец безропотно нес тяжелый крест пастырства. Множество народа постоянно искали утешения у о. Макария, а старец старался довести до сознания своих духовных детей, что исполнение воли Божией, надежда на Бога доставляют не только облегчение в телесных и душевных скорбях, но и утешение, исключающее воз­можность уныния.

Иеросхимонах Макарий не только врачевал духовные раны души — по его молитве врачевались и болезни телесные. Основной добродетелью у отца Макария было смирение, которое считается матерью всех дарований. Смирение старца выражалось во всяком движении и слове и в виде его. Это же глубокое смирение давало ему и мирность духа. "Слава Богу, - говорил он, узнавая, что кто-нибудь злословит его, - он один только и уразумел обо мне правильно. Вы прельщаетесь, считая меня нечто быти. А его слова обо мне - слова духовные, щетки, стирающие мою душевную нечистоту".

Исполненный истинного смирения и любви, старец проливал обильно милость на духовных детей своих, обьемля их всею душею своею. По примеру милосердного нашего Создателя и Искупителя, он не отвращался ни от кого из приходивших к нему и требовавших милости душевной или телесной и никого не отпускал от себя, не оказав внимания к его нужде.

Изумительно было спокойствие о. Макария в минуты его настав­нической деятельности. Он с одинаковым терпением выслушивал нелепое суеверие и безумное вольнодумие, бессмысленную жалобу крестьянской женщины и замысловатую пытливость ученого чело­века. Ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного христианского спокойствия - все было покорено им в себе глубочайшему смирению.

Это был истинный учитель пастырского богословия и духовного делания. Не красноречивы были его поучения, но в них слышался дух, чувствовалась теплота, от которой размягчалось самое ожесто­ченное сердце. Он умел подойти, не оскорбляя и не отпугивая от себя строгостью, требовательностью или обличением мятущихся во грехах и скорбях. Его благодатное слово, как целительный бальзам, врачевало язвы скорбящих, утешало любовью и участием, разделяя скорбь и горе, давая отраду и духовную поддержку.

Главным в спасении человека о. Макарий считает для всех в лю­бых обстоятельствах и условиях деятельное выполнение заповедей Божиих. "В самом выполнении евангельских заповедей, - учил он, - великая духовная сила; ими приобретается и умножается благодать Божия в человеке, и выше этого средства в приобретении душевного мира на земле нет, по словам псалма: "Мир мног любящим закон Твой и несть им соблазна".

"Всякому человеку, - говорил о. Макарий, - дан разум, свободная воля и, ко испытанию оных, закон. Исполнение заповедей Божиих во всяком звании доставляет человеку спасение. Но если мы находим в одном звании препятствие к сохранению чистоты или нравствен­ности и, вообще, к исполнению заповедей Божиих, то нимало не возбранительно искать уклонения от того, что вредит". Спасение должно, по словам о. Макария, совершаться непременно деятельно, в среде людей, где человек, находясь в постоянном столкновении с обстоятельствами и людьми при всем разнообразии их характеров, должен познавать не чужие, а свои недостатки, немощи и страсти, и через это познавание смиряться.

Самый труд спасения совершается в деятельной борьбе с грехом, при исполнении заповедей, где человек невольно видит свои немощи и приходит к смирению.

Пастырские наставления о. Макария

О смирении

В созидании спасения о. Макарий главной добродетелью считал смирение. На основании св. отцов и подвижников, а также и своего личного опыта он учил, что христианское совершенство состоит в глубине смирения. Смирение — основное религиозное чувство, без которого нельзя познать истины, ибо смирение — это способность видеть истину. Оно открывает нам глаза, и мы можем видеть даже и малые наши погрешности. Как через самолюбие и гордость мы отпа­даем от Бога и тьмою помрачаемся, так смирением приближаемся к Богу и просвещаемся. Смирение - истребитель грехов. Оно названо "одеянием Божества".

Далее о. Макарий говорит: "Ищущим спасения при исполнении за­поведей Божиих самонужнейшее есть смирение, которое привлекает к нам Божественную благодать и освещает все наши действия, а без оного никакие подвиги и труды не помогут нам доставить многожелательного мира, который даровал нам Премилосердый Создатель".

Смирение привлекает милость Божию и прочнее укрепляет со­вершаемые добродетели. Вот почему о. Макарий советовал всем иметь смирение, без которого все наши дела остаются не услышаны Богом. "Нищета духовная, — пишет о. Макарий, — состоит в чувстве смирения. Нищий духом видит одну свою нищету, но не смущается, а через смирение получает помощь Божию и успокаивается..."525

Смирение, по мысли старца, есть прочное основание для других добродетелей. "Поверять... свою совесть, быть в постоянной борьбе со своими страстями, очищать душу от грехов, любить Бога в про­стоте сердца, веровать в Него без рассуждения, беспрестанно иметь пред собой Его милосердие, во всех неприятностях жизни искать вину в самом себе и всякую вину ближнего против нас прощать, дабы исходатайствовать тем у Бога прощение своих грехов; стараться водворить в себе любовь к ближнему; хранить мир и спокойствие в своем (тесном) семейном кругу; чистосердечно участвовать как в радостях, так и в скорбях своих домочадцев и всех знакомых; вспо­минать почаще заповеди Божии и стараться исполнять их, равно как и постановления церковные; если возможно, несколько раз в году говеть и причащаться Св. Тайн; соблюдать все четыре поста, а также среду и пятницу; каждый праздник бывать у всенощной и у обедни; каждодневно читать утренние и вечерние молитвы и хоть несколько псалмов, а если время позволяет, то главу из Евангелия и посланий апостольских. Кроме того, утром и вечером молиться об упокоении усопших и о спасении живущих. Если же какую-либо из сих обязанно­стей по каким-нибудь обстоятельствам не привелось бы исполнить, то укорять себя в этом, приносить чистосердечное раскаяние с твердым намерением впредь сего не делать; молиться и за тех, к кому питаешь какое-либо недовольство, так как это есть вернейшее средство к при­мирению о Христе"526. Вот сущность назидательных уроков, которые преподавал о. Макарий всем жаждущим от него назидания.

По мысли о. Макария, все труды и подвиги наши тогда только будут иметь ценность в очах Божиих, когда будут основаны на смирении. Все страсти, которые часто обуревают подвизающихся над очищением своего сердца, по мысли старца, не могут быть ис­коренены до тех пор, пока человек не смирится. Кроме того, без этой добродетели человек не может стяжать никаких дарований Божиих.

Для подтверждения своего мнения иеросхимонах Макарий приво­дит слова преп. Антония Великого, который видел множество сетей, распростертых для уловления душ, и возопил: "Кто может избежать оные?" — на что получил ответ: "Смиренная мудрость". Столь высо­ка эта добродетель, что ни одна добродетель не может быть без нее твердой, даже и самая любовь имеет с ней тесную связь: "Любовь возвышает, а смирение не дает пасть", — пишет св. Иоанн Лествичник. Но что много о сем говорить, — пишет о. Макарий, — когда и сам св. Иоанн, сооруживший лествицу, возводящую на небо, сказал, что оного сокровища никакое слово не может изъяснить (слов. 25, стр. 2) и имеет на себе непостижимую, как свыше происходящую, надпись: "святое смирение". И далее старец говорит: "Бог приемлет молитву смиренных и слышит моление их"527.

Оптинский старец поучает, как приобрести эту великую добро­детель, и дает нам совет: "Господь готов помогать человеку в при­обретении смирения, как и во всем добром, но нужно, чтобы и сам человек заботился о себе. Сказано у св. отец: "Дай кровь и приими дух". Это значит: потрудись до пролития крови и получишь духов­ное дарование. Одной особе старец писал: "Ты дарований духовных ищешь и просишь, а кровь тебе проливать жаль, т.е. все хочется тебе, чтобы тебя никто не ругал, не беспокоил. Да при спокойной жизни как же можно приобрести смирение? Ведь смирение состоит в том, когда человек видит себя худшим всех, не только людей, но и бессловесных животных, и даже самих духов злобы. И вот когда люди тревожат тебя, ты видишь, что не терпишь сего и гневаешься на людей, то и поневоле будешь считать себя плохой... Если при этом будешь о плохоте своей и неисправности сожалеть и укорять себя в неисправности, и искренно каяться в этом пред Богом и духовным отцом, то вот ты уже на пути смирения".

Далее о. Макарий указывает пути к достижению смирения: он советует почаще открывать свои немощи на исповеди, а также приучать себя к самоукорению. Смирение всегда сознает себя скудным искусствам уменья... впрочем, всегда успокаивает себя сознанием своей худости, что и требуется для христианина в его спасении.

О покаянии

Пастырская душепопечительность о человеке у о. Макария не имела границ. Он, как опытный врач, с осторожностью подходил к каждой душе и, прежде всего, старался напомнить о вечном назначении че­ловека - достижении Царства Небесного, а также называл средства к осуществлению его: "Помните Бога и смертный час, — говорил о. Макарий, - храните мир и любовь между собой и ко всем"528. И да­лее он советует помышлять о Страшном суде Божием и о том, каков будет приговор о нас Праведного Судии.

Все эти размышления, по мысли о. Макария, создают в душе человека покаянное чувство. "Всякий человек, - говорит старец, -создан для того, чтобы, живя, славить Бога. Создан он хорошим, но по времени, увлекаемый телесными страстями, ниспадает в состояние греховное."

Однако никогда не поздно грешнику стараться возвратить себе первобытное состояние. Покаяние и старание исполнить заповеди Божии — вот верный и вернейший путь к Милосердому Господу для каждого. Христианину обязательно ежечасно обращаться к Богу и полагать начало исправлению своего духовного бытия. Никто не должен смущаться своим греховным состоянием: "Несть человек, иже поживет и не согрешит"; и чем греховнее человек, тем сильнее будет помощь Божия для изведения его из тины греховной. Но по­мощь Божия бывает тогда лишь, когда грешник с сокрушением сердца кается, имеет произволение исправиться, и, не видя в себе столько сил душевных, чтоб самому собой отторгнуться от дел греховных, ищет помощи Божией. Тут-то часто бывает видимое милосердие Господа, "не хотящего смерти грешника, но аще обратится, и живу быти ему". Но ни в каком случае не должно ни на минуту отлагать начало своего исправления; и ежели голос совести возбуждает в нас чувство угры­зения или раскаяния, то должно усердно молить ангела-хранителя жизни человеческой, да сохранит он нас от тлетворных падений и да поможет нам "работати Господеви со страхом и трепетом"529.

Приступая к исповеди, - пишет о. Макарий, - надобно, сознав свою греховность, жалеть о прогневании Создателя... В случае смущения и забвения грехов своих можно, идя к таинству, записать их (оные) для памяти и при забвении с позволения духовника посмотреть по списку и объяснить ему"530.

Далее о. Макарий говорит: "Покаяние только тогда истинно, когда человек, чувствуя свои грехи, коими прогневал Создателя своего, оставляет греховное действо, сожалеет об оных и раскаивается и удостаивается прощения благодатию Христовой через разрешение священнослужителя Церкви. А когда не оставляет, хотя и кается, то сие не есть покаяние, а даже и опасное, чрезмерное и безрассуд­ное упование на благость Божию, которое так же, как и отчаяние, в равной мере судится пред Богом"531.

Когда человек помрачится умом и начинает проводить свою жизнь в лености и беспечности, тогда попущением Божим, но промыслительно, он подвергается скорбям как внутренним, так и внешним, которые напоминают ему об исправлении и необходимости (пещись) о своем спасении. "Нам нужны различного рода испытания, искушения и скорби, - говорит о. Макарий, - дабычерез них (оные) могли познать кроющиеся в нас недуги душевные, немощи и различные страсти и через скорби и искушения получить исцеление душевное"532.

Терпеть скорби за грехи наши в здешней жизни мы должны, если желаем помилованы быть на Страшном суде; потому лучше терпеть те, какие Господь посылает, считать себя недостойными спокойствия, и тогда все находящие со стороны - от родственников ли то, или от других - приведшие вам эти оскорбления будут ка­заться легче; другого средства к сохранению мира душевного среди сего мира, исполненного бед и несчастий, не могу указать"532.

Далее о. Макарий говорит: "Если же вас кто чем оскорбил, то по­мышляйте, что это попущено Богом, дабы испытать насколько велико ваше христианское терпение"533.

О молитве

Воплотив в себе все христианские добродетели, о. Макарий старал­ся хоть в некоторой мере внедрить их и своим духовным детям. Вели­кий Оптинский подвижник особенно советовал заниматься молитвой Иисусовой, которая помогает в борьбе со страстями: "Употребляйте же молитву, как меч духовный, и всегда, а паче к поражению стра­стей, — пишет иеросхимонах Макарий, — когда почувствуете движение гнева или иной страсти, тогда более призывайте имя Иисусово — и ощутите помощь Его. В сем и состоит деятельная молитва (Иисусова), приличная вам. Св. отцы пишут, что кто достигнет истинной молитвы, того хотя и весь мир будет ратовать, он не оскорбляется; а если мы побеждаемся гневом, то еще далеки от молитвы, и надобно опасаться искать высокого, чтобы не впасть в прелесть. Молитва есть обоюдоо­стрый меч: произносимая со смирением, она поражает врагов наших, а совершаемая с тонкой духовной гордостью и мнением о себе, вредит нам самим и не столько приближает нас к Богу, сколько удаляет от Него, ибо только смиренным дает Он благодать Свою"534.

О. Макарий советует "не углубляться слишком в значение слов молитвы, а читать просто (и) смиренно535, произнося ее устами. Такая молитва, по мысли старца, принесет пользу и не попустит впасть в прелесть536.

Ограждая своих духовных чад от прелести бесовской, о. Макарий советует им прочитывать слова о молитве Григория Синаита (7 и 8 главы), в которых, по мысли старца, имеются указания к прохожде­нию истинной молитвы и избежания прелести. И затем приводит слова Паисия Величковского, который в своем письме к софрониевскому архимандриту Феодосию выражает радость по поводу издаваемых книг Добротолюбия, но и сожалеет, что многие, приобретя эти книги и не по искусству принявшись за духовное делание, то есть за мо­литву, могут пострадать"537.

Также в подтверждение своего мнения о молитве Иисусовой иеросхимонах Макарий приводит мнение св. Иоанна Златоуста, который учит проходить молитву Иисусову простым образом, и не упоминает о ее умном делании, потому что умное делание принадлежит только редким, как говорит св. Исаак Сирин (в слове 16): "Едва един от тысячи (и из проходящих умное делание) сподобляется достигнуть чистой молитвы". Художественный образ молитвы требует многих условий, поэтому редкие способны проходить оный, как это видно из писаний преп. Каллиста и Игнатия (во 2-й части Добротолюбия); во-первых, требует духовного опытного наставника к молитве и по­слушания ему искреннего, хранения совести Богу, к людям и к вещам, правильной цели к прохождению ее со смирением и направлением к исполнению всех заповедей Божиих для очищения сердца от страстей и греха, а не по горделивому усердию и самочинию стремиться к молитве, имея целью искание высоких дарований духовных. С таким направлением не только в прохождении художественной молитвы, но и на обыкновенном пути благочестия многие впадают в прелесть, потому что главная причина прелести во всяком случае есть гордость и самочиние538.

На вопрос одной своей духовной дочери, почему она не может молиться в церкви так, как дома, о Макарий отвечал: "Вы не можете в церкви при всех мирно молиться; выходя из нее, чувствуете, что совсем не были, а дома молитесь лучше и возносите умиленные мо­литвы. Вы не понимаете, что есть сильная прелесть, лишающая вас спокойствия; когда вы молитесь уединенно и думаете, что хорошо молитесь, то будьте уверены, что такая молитва Богу неприятна, хотя бы были слезы и чувство умиления; когда все это не имеет глубокого смирения, это есть прелесть. В церковной же молитве вы, ища та­кого же чувства и не находя которого, считаете себя не молившейся и смущаетесь; это есть последствие или плоды домашних молитв ваших; враг возводит вас до небес и низводит до бездн; там возвы­шает, а здесь низвергает и причиняет смущение, что и доказывает об основании молитвы вашей на высокоумии. Вы молитесь просто, не ища в себе высоких дарований, считая себя недостойной их, и будете спокойны; и хотя видите хладность молитвы своей, тем паче имейте в чувстве смирение, что я недостойна, но без смущения; то, верно, она принята будет у Господа лучше той, о коей вымните, что молитесь хорошо"539.

И далее он пишет: "В общественной молитве не надо отличаться от прочих поклонами или на коленях молиться, а когда положены по уставу поклоны, то надо класть в приличное время. Внутреннее чувство не надобно при всех выражать, а если придет чувство умиле­ния, то надо иметь его сокровенно: Бог зрит на сердце. Когда особо молимся, то можно и наружно выражать, только смиренно"540.

Иеросхимонах Макарий учил не только о молитве Иисусовой, но советовал читать и другие молитвы. "Всякая молитва, - говорил он, -приятна Богу, когда мы приносим ее с верой и чувством смирения"541. Таким образом, молитва, по мысли о. Макария, в жизни христианина есть наилучшее средство к достижению спасения.

О страстях

Пройдя тяжелый путь иноческой жизни, о. Макарий с помощью Божией победил в себе ветхого человека, распял его "со страстьми и похотьми" и только после этого он, как чистый источник воды живой, мог напоятъ всякого человека, боримого страстями, но жаждущего спасения. Всем приходящим к нему он говорил, что спасение есть постепенный и длительный процесс прохождения через горнило ис­пытаний и искушений. Чтобы достичь спасения, нужно, главным образом, очиститься от страстей. Иеросхимонах Макарий считал, что причиной и поводом к совершению грехов являются скрытые в человеке страсти, с которыми нужно вести борьбу, избегать и не допускать их.

На вопрос одного человека, который соблазнялся лицами другого пола, о. Макарий поучал: "Вам, людям светским, такая ветреность кажется пустой, незначащей, а между тем, в ней кроется страшное зло, влекущее за собой бездну бед и напастей и окрадывающее вашу духовную сокровищницу. Спаситель прямо говорит: "Всяк, иже воззрит на жену во еже вожделети ея, уже любодействовал с нею в сердце своем". Видите: вы только взглянули с вожделением, а грех уже совершен, и заповедь Господня нарушена. А с житейской-то точки зрения - сколько горьких скорбей влекут за собой подобные пристрастия! Вот вы теперь: живете счастливо в вашем семейном быту, любите вашу жену, и она вас... а лишь только в сердце ваше проникнет помысл об измене — тотчас искуситель схватится за него и повлечет Вас с такой силой, что трудно уже будет остановиться и воротиться к священному вашему долгу. До падения тут уже не­далеко. А совершишь его - все тогда расстроилось! В жене вашей, если она верна вам, выбудете иметь скорее врага, чем друга; вместо любви вы начнете к ней питать ненависть; вместо утешения выбудете видеть в ней помеху удовлетворению вашей грубой нечеловеческой страсти. Вы и не заметите, как станете беззаконным врагом вашей законной супруги, что за горькая будущность такой жизни! Но это еще здесь. А что там, за гробом!? Страшно!... Страшно грешнику впасти в руце Бога Живаго"542.

Относительно помыслов, которые стужают человека, оптинский подвижник считал, что ни один человек не свободен от них. А если кто думает не иметь ни их, ни волнений плоти и почитает это чисто­той, — говорит старец, — то весьма ошибается; если бы нам можно было получить это без борьбы, то это привело бы нас к горделивости, лютейшей всех грехов"543.

По мысли о. Макария, все страсти, которые борют человека, легко могут быть искоренены, если только мы будем чаще обращаться к целебному средству - исповеди. Относительно же срамных плотских помыслов о. Макарий советует их не изъяснять подробно, а просто говорить: "Побеждаюсь плотскими помыслами", и довольно этого.

Далее о. Макарий предограждает своих духовных чад от страсти самолюбия, считая ее изобретением диавола; как он (диавол), об­лекшись в самолюбие, воспротивился Богу и, низвергнутый с неба, помрачился, а смирение, напротив, есть одеяние Божества, по словам св. Исаака (сл. 53). Сам Бог смирил Себя, облекшись в плоть нашу, и тем низложил самолюбивого и гордого диавола, и нам даровал сие оружие (смирение) для победы над ним544.

Особенно о. Макарий предостерегал тех, кто обращался к нему с покаянием в страсти осуждения пастырей или кого бы то ни было. "Судить же их (пастырей) в их погрешностях — совсем не ваше дело. Овцы пастыря не судят, каков бы он ни был. Судить священника -значит судить Самого Христа. Как можно, сего берегитесь", - писал старец545.

Как страж, стоя на своем посту пастырской деятельнести, о. Макарий всячески старался привить каждой душе смиренное само­познание своих немощей. Один человек жаловался на нескромное поведение монаха, который собирал пожертвование для монастыря. Иеросхимонах Макарий, желая искоренить в сем человеке страсть осуждения, говорит: "Жалко его! А все-таки это случилось не без промысла Божия... Почему вызнаете, может быть, Промысл завел его к вам, чтобы испытать, насколько у вас христианской любви и снисхождения к падшему во искушение человеку? Подумайте-ка хо­рошенько: ваше ли дело осуждать его? Ваша обязанность - странного принять, упокоить его, да по силе возможности подать ему. Знаете ли вы, что, ежели вы принимаете пришедшего к вам во имя праведника, то и мзду праведничу приимете, ежели монаха, носящего на себе чин ангельский, достодолжно примете, то и за это мзды не лишитесь. А что монах чин свой носит неправедно, в том за него ответствовать не будете. Да притом, вы видите только, как он погрешает, а известно ли вам, как он кается? Быть может, его раскаянию и ангелы Божии радуются"546.

Пастырская душепопечительность о. Макария настолько была рас­судительна, что даже его посетители удивлялись этому. Вот один из многих примеров. Пришел к о. Макарию один раздраженный человек и начал поносить своего соседа. Старец, видя его в таком возмуще­нии, не стал сразу вразумлять, потому что в то время это было бы бесполезно. А, наоборот, стал как бы поддерживать его и укорять того человека, сказав с обычной ему скромностью: "Этот человек не­много неосторожен. Погодите, вот как он но мне приедет, я поговорю с ним". Когда собеседник пришел в чувство, о. Макарий сказал ему: "Ежели Господь поможет, вы помиритесь..." Трудно было совладать с оскорбленным самолюбием. Вот как описывает свое состоянию в то время данный собеседник: "Несколько минут колебался, но потом увидел, что делать было нечего, надо покориться старцу. Впервые в жизни пошел я просить прощения у человека, оскорбившего меня. Но когда я вошел к нему и поклонился, он так смутился, что мне стало жаль его. Мы обнялись с ним и поцеловались лобзанием мира. С необыкновенной радостью в сердце я возвратился к батюшке и спросил его: "Отчего выв ту пору, как я жаловался на такого-то, не укоряли меня, а, напротив, даже сами осуждали его, принимая мою сторону?" "Да, - отвечал старец, - я согрешил в том, что осудил брата моего. Но что же мне было делать? Если бы я тогда начал укорять вас, очень немудрено, что вы и против меня стали бы немирствовать. Ведь огонь маслом не тушат. Когда человек не мирен, то противоречие только раздражает его. А когда бурное состояние затихнет, мир начнет водворяться в душе его, тогда можно и совет предложить, который гораздо вернее подействует и примется с боль­шей любовью. И вам советую в подобных случаях быть осторожным: человека, в гневе сущего, не укоряйте, не обличайте и не спорьте с ним, а лучше оставьте его в покое. Будьте только внимательны к самому себе, чтобы не впасть в немирствие, и когда чувствуете, что сердце ваше раздражается, то поминайте мысленно молитву Иисусову и старайтесь положить хранение устом своим"547.

Раздражительность и ярость, по мысли о. Макария, лишают чело­века спокойствия как в этой жизни, так и в будущей. "Вы жалуетесь, - писал старец одной духовной дочери, - на хлопоты свои, через которые допускаете себя до раздражительности и безумной ярости. А мне кажется, напротив, когда бы не было хлопот и никакого раз­влечения, вы не были бы кроткими, а только казались бы таковой; страсти же лежали бы в вас сокровенными, до первого открывшегося случая"548. Для большего уяснения и понимания этого о. Макарий приводит пример, сравнивая человека с колодцем с чистой водой. При черпании из него воды она начинает мутиться. Если мы будем черпать чаще, вода сильнее будет мутиться. Так и человек, живя спокойно и даже радостно, с внешней стороны подобен кристально чистой и невозмутимой воде. Но стоит только тронуть его самолюбие или подать к тому повод, в нем возмутятся все страсти его сердца: гнев, ярость и прочее, хотя он после сожалеет о своих вспышках, впадая в уныние и отчаяние. Такова психология каждого человека, имеющего в себе страсти. Главным методом или способом к искоре­нению страстей о. Макарий считал откровение помыслов, так как оно есть единственно надежное и верное средство, связующее звено, обуславливающее общение пастыря с пасомыми.

Старец советовал чаще прибегать к Богу, повергать пред ним свою немощь и просить его о помощи, просить и Матерь Божию о помощи в борьбе со страстями. Когда кто бывает одолеваем страстя­ми, то это знак, что предварила гордость, а поэтому надобно более смиряться.

О постах

В борьбе со страстями о. Макарий немаловажное значение при­дает посту, который способствует к искоренению страстей, особенно плотских. "Святые отцы, — пишет он, — Святым Духом движимые, установили посты как для душевной, так и для телесной нашей поль­зы. Если бы без изменения все одну пищу употребляли, скоромную и тучную, то она могла бы прискучить, и ожидание праздника непостящимся не приносит такой отрады, как тем, кто приготовляют себя постом, но не одним телесным, но и духовным. Воздерживаясь от брашен, должны воздерживаться от страстей. Рыбу же положено вкушать в среду и пятницу, когда бывают бдения святым, даже и в посты, кроме Великого. А в простые полиелеи, когда не бывает бдения, рыбы не положено. В посты же Петров и Филиппов, до 20 числа декабря, в полиелеи простые употребляется рыба по вторникам и четвергам, а по снисхождению и в понедельники.

На вопрос одной духовной дочери, которая просила разрешение вкушать скоромную пищу по болезни в посты, иеросхимонах Мака­рий отвечал: "Касательно употребления в посты пищи, непозволенной Церковью, я не могу вам дать разрешения настоящего. А когда будете употреблять ее, то принимайте в виде лекарства, от доктора предписанного, а после о сем приносите покаяние пред духовным отцом, и получите от него разрешение. Дозволять непозволенного Церковью мы не можем, а разрешать по содеянии кающимся дана власть от Бога; только не имейте никакого смущения, а успокаивай­тесь духом"549.

Сам будучи строгим исполнителем церковных установлений, о. Макарий старался и всем, кто обращался к нему, внедрить церков­ность в их сердцах. И это делалось старцем, чтобы привить в вопро­шающих любовь к церковным установлениям и приучить их быть послушными сынами Церкви.

О прелести

Иеросхимонах Макарий по своему пастырскому долгу, зная хи­трость врага рода человеческого диавола, который часто преобразуется в ангела светла для того, чтобы прельстить подвизающихся на пути ко спасению, предостерегает своих духовных чад быть осторожными и не обольщать свое сердце мнимой святостью. "Дух злобы напол­няет душу мечтателя призраками света, односторонними, но сильно восторженными мыслями; возбудив в нем особую доверенность к самому себе, отводит от истины и делает жертвой суеверия, а затем и фанатизма. Мечтатель становится непримиримым врагом всякого, кто с ним несогласен в чем-либо; усиливая в нем более и более о себе самом мнение, дух злобы, наконец, доводит его до того, что мечтатель совершенно растраивается и в жизни, и в мыслях"550.

Одна особа, впавшая в прелесть, просила иеросхимонаха Макария помочь ей выйти из этого состояния. Опытный подвижник, зная опасность такого состояния, указывает ей способ к исправлению. Он приводит слова преп. Григория Синаита, где упоминается о двух главных причинах, за которые попускает Господь человеку впасть в прелесть. Это гордое мнение о себе и греховное житие. Далее старец предупреждает не принимать никаких видений и дает ей понять, что то видение, которое было показано ей в изменении икон — будто бы от икон Божией Матери розовые кружки изошли на ее сердце и она по­лучила мнимое прощение грехов своих - все это было от врага. Старец пишет: "Видение это вы приняли за истинное и через то попали в по­ставленную вам сеть вражию. Демоны не могут представить истинного образа Владыки Христа, как сказано в книге Варсонофия Великого в ответе 415, но они, по обольщению, представляют образ простого какого-либо человека. Так же должно разуметь и о представлении вам на иконах мнимого образа Божественного Младенца и Божией Матери и других лиц. В том же 415 ответе Варсонофий Великий го­ворит, что бесы и во сне не могут представить образ Креста... А Вам казалось, что вы видели образ митрополита с евангелием и крестом и что бесы писали на полу крест вашей головой. В действительности этого быть не может, ибо враг боится креста, но Бог попустит ему овладеть мыслительной силой вашей, так что он представляет какую-либо фигуру, влагает мысль, что это крест, и тем еще более вас смущает. Подобное этому надобно разуметь и о повторении за вами слов молитвы. Из некоторых отеческих (помещенных в Прологе) повестей видно, что бесы не могут произносить молитву Иисусову, ибо она (по слову Иоанна Лествичника) есть сильнейшее против них оружие, а выпишете, что они повторяют за вами слова молитвы— и это вам лишь только так кажется: бесы произносят неясные звуки, похожие на слова молитвы, и внушают вам, что это самая молитва, дабы показать, что они ее не боятся. Но не должно тому верить. И вообще, надо вам знать, что все представляющееся в каком бы то ни было образе и виде, или цвете, или свете, всеми святыми отцами принято за прелесть; так же и приятное пение и обоняние чего-либо благовонного или смрадного и тому подобное.

Вторая сеть прелести поставлена вам, когда вы размышляли о не­похвальной своей жизни и желали примириться с обиженными от вас и враждующими на вас и вдруг почувствовали, как будто что влилось в грудь вашу, поразительно сладостное и радостное. По неопыт­ности вы приняли это ощущение за истинное и потому еще глубже увязли в сетях прелести, так что и рассудка было совсем (как сами пишете) лишились. И думаю, что Господь только за неведение ваше и по милосердию Своему возвратил вам его. Преподобный Иоанн Лествичник в 6-й степени говорит: "Отвергай десницей смирения, как недостойный, приходящую радость, да не, обольстившись ею, волка вместо пастыря приемлешь". И в других случаях ощущаемая вами радость, даже и та, которую вы почувствовали, размышляя о словах Писания: "Предзрех Господа предо Мною..." после ударения вас по правому плечу, имеет подобное же знамение, хотя вы по не­которым соображениям вашим и почитаете ее за правильную. Потому что истинная радость духовная, по слову апостольскому, есть плод духовный и принадлежит к великой мере духовной. Прежде должно стяжать мир от браней и помыслов, мир от страстей и совершенное примирение с Богом. Так, основываясь на этом, в нашем настоящем положении отнюдь не должно доверять кажущейся духовной радости. Прп. Иоанн Лествичник говорит о себе в 15-й степени: "Будучи сим я искушаем волком сим (бесом блуда), ощущал, что он прелестно производит во мне бессловесную радость и слезы утешения в душе моей, и я по младенчеству своему думал, что содержу плод благодати, а не вред прелести". По мере того, как вы стали ознакамливаться с книгами отеческими и узнали кое-что о духовной брани, и враги душевные стали утончать образы своей прелести...

Далее выпишете, что вы теперь нередко ощущаете почти осязатель­но присутствие Иисуса Христа в комнате вашей и падаете к стопам Его с трепетом и радостью сердца. Слова ваши, что вы падаете к стопам Его, показывают, что вы мысленно представляете присутствие Его близ себя в чувственном образе. Если так, то это весьма опасно. Далее пишете, что такие явления ощущаете от ангела-хранителя ва­шего и присутствие святых Божиих, к коим сердечно обращаетесь. Бойтесь доверять таким явлениям: св. ап. Павел говорит, что сатана преобразуется в ангела светла, конечно, для прельщения неопытных в духовной жизни. Так и святые отцы, описавшие вам признаки ду­ховных явлений, строго запрещают новоначальным доверять таким явлениям без великого испытания и вопрошения опытных о сем... Преподобный Григорий Синаит в 7 главе ( в Добротолюбии) гово­рит: "Ты же, чая с Богом быти, никогда же да не приимеши, аще что видеши чувственно или умно или извне уду, или внутри уду, аще и образ Христов и проч., яко и самый ум наш естеством имать мечтательное (то есть по естеству имеем мечтательность). Сего ради внимай, да не преложиши веровати чесому же, согласуясь с тем вскоре, аще и благо есть, прежде вопрошания искусных и истязания многого, яко да не вред приимеши, но пребывай, негодуя в том. Нужда не мала (то есть труд великий) достигнути истины явственно и чисту быти от сопротивных благодати, яко во образе истины обаче диавол в первоначальных паче показывати прелесть свою, преоб­разуя лукавая своя, яко духовна". "Бог не негодует на опасно себе внимающего прелести ради, - говорит тот же святой, - аще сице и не приимет еже от Него, кроме вопрошения и много испытания, но паче позволяет яко премудра".

Еще пишете, что верою зрите Господа, одесную Отца сидяща. Не увлекайтесь мыслию о таком видении, которое свойственно только победившим свои страсти и достигшим сердечной чистоты. "Не стре­мись к видению не во время видения", — пишет Иоанн Лествичник, — пусть лучше само оно придет к тебе, привлеченное добротой твоего смирения, и совокупится с тобой чистейшим образом на веки веков". Также и св. Исаак Сирин во 2-м слове пишет, что от Бога то при­ходит само собой, без нашего усиленного искания и стремления, но только в таком случае, если сердце наше чисто; если же зеница очесе твоего чиста несть, да не посмееши воззреть на округу солнца, да не лишишися самыя тоя малыя зари, яже есть простая вера и смирение и исповедание сердечное, и малая дела, яже по силе твоей, - и от­вержен будеши во едино место мысленных еже есть тьма кромешная, внешняя от Бога, образ поносящая ада: яко же он обесстудствовывайся войти в брак в скверных ризах"551.

О. Макарий умел врачевать и такие души, которые были обуре­ваемы хульными помыслами и не имели через это душевного покоя, а по временам приходили в отчаяние. Так, в письме к своей духовной дочери он пишет: "Тыв том не виновата отнюдь — не хулишь Бога, а хулит Его богоненавистник бес, влагая тебе в ум хульныя помыслы, и они не твои, а... вражии, а тыне имеешь в них никакого участия и не виновата. Но тем самым, что смущаешься, — он радуется и больше наводит тебе их; советую тебе не считать мысли эти грехом, быть спокойной и не смущаться, и они исчезнут, а они бывают от того, когда думает кто о себе, что он живет хорошо или молится усердно, а других осуждает. За это и попускается сей бес"552.

Пастырствование о. Макария было многогранно. Он вникал во все тайники человеческого сердца и своими мудрыми советами умел вовремя и правильно дать той или иной душе соответствующие ука­зания, относящиеся к ее спасению. Так, оптинский пастырь советует не полагаться на свой ум и не толковать по-своему Священное Писа­ние, но придерживаться церковного разума, (ибо)... люди, которые установляли в Церкви порядок и определяли смысл Священного Писания, были богодухновенные пастыри и учители церковные. В них Сам Дух Святой действовал в этом деле553. Далее о. Макарий говорит о книгах святоотеческих, которые он также советует читать под контролем опытного руководителя, без которого можно заблу­диться и быть в опасности554.

Неопытным в духовной жизни о. Макарий советует не ос­танавливаться умом на изречениях, которых смысл бывает непонятен; прочитав, оставлять так, не вникая в глубину разумения; это все придет тогда, когда ум придет "в мужа совершенна".

К предрассудкам и снам иеросхимонах Макарий советует отно­ситься отрицательно: "Верующим не должно иметь предрассудков и снам верить, — пишет он, — сны могут быть от врагов для того, чтобы смутить человека будущей случайностью. Без Промысла Божия или попущения ничего не может случиться"555. Но если верить станем всякому сну, то можем впасть в прелесть, которая бывает весьма разнообразна556.

Таким образом, мы кратко познакомились с всесторонней пастыр­ской душепопечительностью великого оптинского старца иеросхимонаха Макария, который умел вовремя помочь каждой бедствующей душе и дать ей правильное направление по пути ко спасению.

ПАСТЫРСТВО ОПТИНСКОГО СТАРЦА ИЕРОСХИМОНАХА АМВРОСИЯ

Будущий великий старец иеросхимонах Амвросий (в миру Александр Михайлович Гренков) родился 23 ноября 1812 года в селе Большая Липовица Тамбовской губернии. Во св. крещении он был назван Александром, в честь благоверного князя Александра Невского, память которого совершалась в самый день рождения мла­денца557. Его отец, Михаил Федорович, занимал должность сельского дьячка. Мать, Марфа Николаевна, занималась воспитанием своих детей, а их в семье было восемь человек558. В семье жили еще дед и бабушка. Александр рос веселым и резвым мальчиком. Он любил сельское приволье и шумные игры. Его живое детское воображение постоянно было наполнено забавами, и поэтому ему не сиделось дома. Часто случалось, что, получив от старших какую-нибудь работу по дому, он при первой же возможности бросал ее и убегал на улицу. Родители, а также дед и бабушка, были людьми глубоко религи­озными и благочестивыми, и это находило свое отражение в укладе семейной жизни. О матери своей старец всегда говорил, что она была святой жизни559. Понятно, что резвость Александра не находила одобрения в этой степенной и скромной семье, где на все детские, даже невинные, шалости смотрели нак на значительные проступки. Поэтому к мальчику в семье относились с холодностью; ни дед, ни бабушка, ни даже родная мать не любили его так, как остальных его братьев. "Однажды, - так впоследствии передавал сам старец Амвросий, — очень раздосадованный этим, я решился отомстить брату (которого особенно любили родители). Зная, что дед мой не любит шума и что, если мы, дети, бывало, расшумимся, то он всех нас без разбора - и правого, и виноватого - отдерет за чуб, я, чтобы подвести своего братишку под тяжелую руку деда, раздразнил его. Тот закричал, и выведенный из терпения дед отодрал и меня, и его. А последнее-то мне и нужно было. Впрочем, мне и помимо деда до­сталось за это порядком и от матери, и от бабки"560.

Все воспитание Александра проходило в строго религиозном направлении. Юному отроку старались привить любовь к чтению Слова Божия, которое было основой всей жизни этой благочести­вой семьи. Каждый праздник отец брал его с собой в церковь, где мальчик вместе с родителем на клиросе читал и пел, что ему очень нравилось.

Когда Александру исполнилось 12 лет, родители определили его в первый класс Тамбовского Духовного училища, по окончании кото­рого в 1830 году он поступил в Тамбовскую Духовную семинарию, которую окончил в 1836 г. После окончания семинарии он два года был учителем у одного помещика. И в училище, и в семинарии, благодаря природной одаренности, Александр Гренков учился очень хорошо. Вот как об этом вспоминал один из его сверстников: "Бывало, на последние копейки купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки, а Гренков мало занимается; а придет в класс, станет отвечать - так валяет без запинки, как по писаному, лучше всех"561.

Больше всего Александр любил Священное Писание, богословские, исторические и словесные науки. Не подлежит сомнению, что соб­ственно богословские науки, духовно-нравственное чтение, а также служба Божия особенно были дороги сердцу благочестивого юноши. Именно в это время и были заложены основные начатки того глубо­кого и широкого изучения Слова Божия и святоотеческих творений, которыми так отличался старец в последующей жизни.

В семинарии Александр был душой общества. Все любили его за веселость и доброту. Но, будучи веселым и остроумным юношей, он всегда сохранял нравственную чистоту и скромность, внутреннюю собранность духа и глубокое религиозное чувство, что, несомненно, привлекало к нему сердца всех, кто с ним общался. Даровитый юноша любил поэзию и даже пытался писать стихи. Не сделавшись поэтом, Гренков, однако, будучи уже старцем, любил говорить поучения своим слушателям в рифму.

Кто мог предположить, смотря на молодого юношу, который, от природы обладал живым характером, любил веселое общество, увле­кался музыкой и пением и даже помышлял о поступлении на военную службу, что его ждал монастырь. Он сам говорил: "В монастырь я не думал никогда идти, ... впрочем, другие почему-то предрекали мне, что я буду в монастыре"562. Но мысли человеческие — не те, что мысли Божии. "От Господа стопы человеку исправляются" (Пс. 36, 23). То, что другие провидели в Александре будущего инока, несмотря на его веселость и общительность, свидетельствует, что окружающие видели в нем человека, качества души которого не при­надлежали веку сему. Он не обращал внимания на эти черты своей души, но людям были заметны особые качества, которые определяли его духовные стремления. Окружающие не могли предположить для него иного пути жизни, как только путь всецелого посвящения себя Богу в монашестве.

Сам Александр не отдавал еще себе ясного отчета в своем жизнен­ном призвании, но бывали моменты, когда это призвание само неожи­данно и властно напоминало ему о себе. Так, за год до окончания семинарии Александр очень серьезно заболел. Он сам рассказывал об этом: "Все отчаялись в моем выздоровлении, мало надеялся и я сам. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: "Прощай, Божий свет!"563 И тут же Александр дал обещание Господу, что если Он воздвигнет его здравым от одра болезни, то он непременно пойдет в монастырь564. Александр никогда не думал о монастыре, и вдруг дает обет сделаться монахом. Не ясно ли из этого, что этот обет, неведомо для него самого, давно уже сложился и жил в глубине его сердца. Он был уже начертан предшествующими обстоятельствами его жизни, благочестивым настроением его души, но недоставало только подходящего случая для того, чтобы это настроение ясно в сознании благочестивого юноши.

Юноша выздоровел, но исполнить обет сразу не имел возможности: ни начальство, ни родители не отпустили бы его до окончания курса занятий. А год, проведенный в привычном оживленном товарищеском кругу, ослабил его желание уйти в монастырь. В 1836 году, окончив семинарию, Александр не решился тотчас постричься в монахи; в душе его происходила острая внутренняя борьба между принятым решением и страхом порвать необходимости связь с привлекательны­ми сторонами жизни в миру. Перед 23-летним юношей открывалось несколько жизненных дорог. Он мог пойти в высшую Духовную школу - академию, мог стать священником и отдаться пастырской деятельности; он мог пойти в университет, куда в то время шло мно­го молодых людей из семинарии. Ему необходимо было определить дальнейший путь в жизни. Совесть как бы постоянно обличала его за неисполнение данного им обета, но он не находил еще в себе му­жества твердо стать на путь монашества. Поэтому он решил избрать для себя такое общественное положение, находясь в котором, он имел бы возможность исполнить свое обещание.

В это время один помещик предложил Гренкову быть учителем его детей. Он с радостью соглашается на это предложение. Двух­летнее пребывание в доме помещика имело большое значение для его будущей деятельности как духовного руководителя не только монашествующих, но и мирян, ибо здесь он впервые познакомился со светским обществом, что значительно расширило его жизненный опыт. Здесь у него начинает проявляться заботливое попечение о людях и умение направлять их волю в сторону добра.

В 1838 году в Липецком Духовном училище открылось место преподавателя, и 7 марта Александр Михайлович занял эту долж­ность. Здесь он проявил себя как добрый и вместе с тем строгий на­ставник оставил после себя добрую память. К нему искренно были расположены сослуживцы, он очень любил преподавательское дело; казалось, жизнь протекала ровно и безмятежно, но на самом деле было не так. Внутренний голос не давал ему покоя, и чем больше проходило времени, тем мучительней становились укоры совести; временами он продолжал развлекаться в кругу молодежи, но и в разгар веселья он чувствовал какое-то внутреннее неудовлетворе­ние. Внутренний голос упрекал его за пустое времяпрепровождение, неотступная дума о монашестве, о принятом обете не покидала его сердца. Вот как сам старец описывает свое положение того времени: "После выздоровления я целых четыре года все жался, не решал­ся сразу покончить с миром, а продолжал по-прежнему посещать знакомых и не оставлял своей словоохотливости. Бывало, думаешь про себя: ну вот, отныне буду молчать, не буду рассеиваться. А тут глядишь, зазовет кто-нибудь к себе, ну, разумеется, не выдержу и увлекусь разговорами. Но придешь домой, - на душе неспокойно; и подумаешь: ну, теперь уже все кончено навсегда, - совсем перестану болтать. Смотришь, — опять позвали в гости, и опять наболтаешь. И так вот я мучился целых четыре года"565. Облегчение от этого мучения глубоко верующий Александр Михайлович находил в молитве. На казенной квартире, где он жил с товарищами по службе, у него была икона Божией Матери "Тамбовская" - родительское благословение. И перед этой иконой он часто ночью, неслышно для людей, подолгу молил Небесную Утешительницу управить путь его жизни. Избегая насмешек соседей по квартире, он стал уходить молиться на чердак, а потом за город, в лес.

Уединенная пламенная молитва все более и более укрепляла в душе молодого человека чувство глубокой любви к Богу. Реальное ощущение близости Бога все более и более овладевало его сердцем, становилось для него все сладостнее, все ближе566. Но и после того, как сердце Александра Михайловича ощутило близость Бога, он и тогда еще медлил исполнить свое обещание. Его волновал вопрос: пригоден ли он для избираемого пути? Не берет ли он на себя легко­мысленно непосильное бремя и сможет ли его понести? Серьезно ли его решение? Не впадает ли в самообольщение?"567 Он страшился не выполнить в своей жизни предназначенную ему свыше волю Божию. Тщательно скрывая от всех свое душевное состояние, он ожидал определенного указания от Господа. И когда в сердце его зажглась пламенная молитва, когда он ощутил близость Бога, его намерение уйти из мира в тихую иноческую обитель еще более окрепло. Он сознавал всю важность решения, которое складывалось в его душе, но в нем еще не было твердости воли, чтобы полностью оставить все мирское и посвятить себя Богу, а поэтому ему пришлось обратиться за советом к более мудрому мужу. Поддержку он нашел в лице Троекуровского затворника Илариона, которого он посетил летом 1839 г. Старец принял его ласково и после того, как Александр Михайлович изложил ему свои думы и чувства, ответил: "Иди в Оптину", и до­бавил многозначительные слова: "Ты там нужен"568.

Так все более и более обстоятельства благоприятствовали его уходу в монастырь. Но Александр Михайлович все еще не решался приве­сти в исполнение свое намерение. Он направился в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы у гробницы преподобного Сергия в горячей молитве испросить благословение на новую трудную жизнь, избираемую им. И когда он увидел перед собой места, которые некогда были покрыты дремучим лесом и которые были свидетелями уединенных молитвенных подвигов преподобного Сергия, его душу охватило не­изъяснимое чувство умиления. Ведь ему были так понятны эти под­виги, они были так желательны для его собственного благоговейного сердца! С трепетом и горячей молитвой припал он к мощам великого молитвенника, испрашивая себе благословения и помощи. Глубокий внутренний мир и спокойная решимость снизошли в душу его в этом священном месте569.

С грустью покидает он святую обитель. Теперь его намерение определилось окончательно, и все же самостоятельно он не может покинуть мир; необходим был какой-то внешний толчок, последний зов Божий. Поэтому по окончании летних каникул он вернулся в Липецк и приступил к занятиям в училище. "Легко совершается оставление мира людьми, созданными так, что мир не имеет для них цены, - говорит Е. Поселянин, - такими, как преподобный Сергий, как старец Серафим, с детства призванными, отмеченными перстом Божиим. Но как невыразимо трудно заклание себя в жертву Богу людьми, которые не меньше первых любят Бога и желали бы знать в жизни Его одного, но которые, вместе с тем, множеством связей лю­бовно и крепко привязаны к миру и постигли лучшие стороны жизни, которым в жизни хорошо, как в родной стихии, им не чуждой"570.

Вскоре после начала занятий Александр Михайлович был пригла­шен в гости к знакомым. Своими шутливыми словами он настолько рассмешил всех присутствующих, что они смеялись "до упаду". Все были в восторге от оживления, после чего в благодушном настроении разошлись по домам. Но для Гренкова настала мучительная ночь. Так бурно разразившаяся веселость казалась ему тяжким преступлением. "Он ощутил на себе слова о том, что нельзя работать двум госпо­дам — Богу и миру. Он вспомнил обет, данный им в минуту тяжелой болезни, и совет старца Илариона, вспомнил свои пламенные мо­литвы в ночной тиши, вспомнил предчувствие какого-то громадного захватывающего счастья, которое он пережил на месте, где спасался некогда преподобный Сергий"571. А внутренний голос властно говорил ему: "Будет! Пора положить всему конец! Нельзя служить и Богу, и мамоне (Мф. 6, 24). Надо выбирать что-нибудь одно! Надо всецело прилепиться к Единому Богу! Надо бросить мир!"572 Подавив в себе все колебания и сомнения, он сделал окончательный выбор между миром и монастырем в пользу последнего. И через несколько дней тайно, без разрешения начальства, не говоря никому ни слова, он покинул Липецк и направился в Оптину пустынь, куда и прибыл 8 октября 1839 года573.

Духовный руководитель оптинской братии старец схиархимандрит Лев с любовью принял Александра Михайловича. 2 апреля 1840 г., по Указу Калужской духовной консистории, Александр Михайлович Гренков был зачислен в число братства. Сам старец Амвросий так вспоминал о своем первоначальном пребывании в обители: "Год жил (я) в монастыре на кухне. Пять келий переменил; жил и в келии о. Игнатия, и в башне. На кухне год прималчивал, т.е. спросят что, скажу... А через год меня прямо в келейники взяли"574.

В ноябре 1840 года послушник Александр Гренков переводится из монастыря в скит, где прожил "около 50 лет, до самого своего по­следнего отъезда в Шамордино летом 1890 года"575. Несомненно, что стремление к строгой духовной жизни молодого учителя были сразу отмечены старцами Львом и Макарием; они находили, что ему полез­нее жить более безмолвном месте под непосредственным руководством старца Макария. Но и после перехода в скит он продолжал ради душевной пользы ходить к старцу Льву из скита в монастырь.

Мудрые старцы Лев и Макарий старались, по выражению св. Иоан­на Лествичника, "изыскивать случаи для приобретения подвизающи­мися в деле спасения братиями венцов терпения"576. Таким же образом они поступали и с начинающим монашеский путь новоначальным послушником Александром. Однажды старец Лев надел ему на голову в присутствии многочисленного народа шапку одной монахини577. Этим прозорливый старец указывал на будущую его заботливость о монахинях, но в тот момент молодому послушнику стоять в женской шапке среди народа было не очень приятно. В другой раз старец грозно отчитал его в присутствии лучших его друзей по Духовному училищу. В это время Александр уже твердо стал на монашеский путь и во всем стремился отсекать свою волю и раздражение. Иногда старец не обращался к нему даже по имени, а просто называл "Хи­мерой". "Таким-то горьким опытом, — свидетельствует архимандрит Агапит, - такою-то дорогой, кровавой ценой мало-помалу стяжевал о. Александр боголюбезную добродетель смирения и, так сказать, закаливался в терпении скорбей, которые нередко приходилось ему переносить от искренно любившего его старца о. Льва".

Но недолго пришлось юному подвижнику руководствоваться окормлением мудрого старца. 11 октября 1841 года о. Лев переселился в вечные обители. Скорбь послушника Александра увеличивалась тем, что он не мог присутствовать при погребении, так как был за­нят обычным своим поварским послушанием. Но эта скорбь не была безутешна, потому что остался другой духовно близкий человек - о. Макарий.

Незадолго до смерти о. Лев, прозревая в своем любимом молодом послушнике Александре будущего великого старца, поручил его осо­бенному попечению своего сотаинника - старца Макария. Сам отец Амвросий об этом вспоминал так: "Покойный старец тогда призвал к себе батюшку о. Макария и говорит ему: вот человек больно ютится к нам, старцам. Я теперь уж очень стал слаб. Так вот я и передаю тебе его из полы в полу - владей им, как знаешь"578. Александр пре­дал себя руководству старца Макария еще раньше, после перевода в скит, а теперь он всецело возлюбил его и продолжал служить ему так же усердно, как и о. Льву. Старцу нравился скромный и расторопный ученый послушник, и он благословил перейти ему на новое послушание. Вскоре после кончины старца Льва послушник Александр Гренков стал келейником о. Макария.

Для Александра Гренкова это были годы высшей школы, когда он постигал науку из наук - монашескую жизнь. О том, как он терпеливо переносил искушения и приобретал смирение и послушание, уже было сказано. Кроме смирения и послушания юный подвижник приобретал навык молитвы, нестяжательности и многих других добродетелей. Любовь к молитве он имел еще в миру, и здесь, "в тишине скитской жизни, среди иноков подвижников, под руководством великих старцев молитвенников, при собственном неудержимом стремлении к богоугождению молитва должна была найти себе простор в его душе"579.

Ежедневное внимательное испытание своей совести и чистосердеч­ное откровение помыслов старцу ограждали его от всяких неожи­данностей в жизни духовной, от подвигов "не по разуму". Все это вместе взятое способствовало его быстрому духовному возрастани. Еще летом 1841 года послушник Александр был пострижен в рясо­фор580, а через год, по представлению своего начальства и согласно разрешению Святейшего Синода, 29 ноября 1842 года был постри­жен в мантию и наречен Амвросием, во имя св. Амвросия, епископа Медиоланского581. В это время ему исполнилось 30 лет, из них три года он привел в Оптиной пустыни. Через два месяца, 4 февраля 1843 года, о. Амвросий был рукоположен во иеродиакона, а 9 декабря 1845 года - в иеромонаха582.

Сам о. Амвросий считал себя недостойным диакоиского сана, а тем более - священства. Живя около старцев, он видел, что свя­щеннослужитель не только исполнитель священных действий, но и пастырь словесных овец. Пример старцев показывал всю слож­ность и ответственность этого подвига, но не трудности пугали о. Амвросия, а чувства недостойности и неподготовленности к этому высокому служению. Свои мысли он высказывал старцам, которые давали утешительные наставления во всем полагаться на Промысл Божий и Его милосердие. Служение о. Амвросия у престола всегда сопровождалось чувством недостоинотва и глубокого благоговения. Так, много лет спустя, он говорил одному немощному иеродиакону, который тяготился отправлением чреды священнослужения: "Брат! Не понимаешь дела, - ведь жизни причащаешься"583.

Однако о. Амвросию не долго суждено было приносить Господу бескровную Жертву. С первых дней после посвящения его постигла болезнь, которая со временем навсегда лишила его возможности и утешения совершать Божественную Литургию. Еще в декабре 1845 года, при поездке в Калугу для посвящения во иеромонаха, он про­студился и стал чувствовать постоянное недомогание. Однако сразу вылечиться не мог, так как новорукоположенному необходимо было постоянно участвовать в богослужении. По временам он бывал так слаб, что не мог долго держать потир в руке, и, как рассказывал сам старец, ему иногда приходилось прерывать приобщение народа, возвращаться на время в алтарь и ставить чашу на престол, чтобы дать отойти онемевшей руке584.

В начале сентября 1846 года о. Амвросий выехал по Белевской дороге за 18 верст от Оптиной навстречу Курскому архиепископу Илиодору, которого он должен был пригласить посетить обитель, а 17 сентября заболел так серьезно и пришел в такое изнеможение, что 26 октября во время утрени был особорован и приобщен Св. Христовых Тайн. В это время он был келейно пострижен в схиму с сохранением имени Амвросия585. Болезнь затягивалась, лечение не помогало, и в декабре 1847 года он заявил, что желает остаться в обители за штатом. Только летом 1848года, после почти двухлетней жестокой болезни, о. Амвросий стал выздоравливать и выходить на воздух.

Эта тяжелая и продолжительная болезнь была явным действием Промысла Божия. Еще перед этой болезнью, летом 1846 года, о. Амвросий, тоже по причине болезненного состояния, освобождается от келейничества и, по ходатайству о. игумена Моисея и старца Макария, получает от архиепископа Николая назначение быть помощником о. Макарию в духовничестве. В это время о. Амвросию было только 34 года, но старцы монастыря видели, что он в своей духовной жизни достиг высоких степеней нравственного совершенства и сможет при­нести большую пользу нуждающимся в духовном руководстве. По­стигшая о. Амвросия тяжелая болезнь имела большое значение для его духовной жизни: она умерила живость его характера, предохранила его, быть может, от развития самомнения и побудила глубже войти в себя, лучше понять самого себя и человеческую природу. Болезни не покидали его до последних дней его жизни586.

Несмотря на свои многочисленные болезни, о. Амвросий не только никогда не скорбел о них, но даже считал их необходимыми, как луч­шее средство для воспитания души. И насколько его внешний человек предавался тлению, настолько внутренний обогащался духом.

С 1846 года старец о. Макарий благословлял некоторым из братии обращаться за духовными советами к о. Амвросию. Один из них (о. Геронтий) рассказывал: "Ходили на совет к о. Амвросию только немногие из монастырских и скитских братии и не иначе, как по благословению старца Макария: о. Амвросий, хотя и старчествовал, но как бы прикровенно"587. Но уже в 1852 году старец Макарий, уезжая по личным делам в Москву, объявил, чтобы во время его отсутствия по всем духовным вопросам за советами обращались к иеромонаху Амвросию.

Игумен Марк, которому старец Макарий благословил обращаться с откровением помыслов к о. Амвросию, вспоминал: "Иногда... я заставал его лежащим на кровати и слезящим, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец Амвросий всегда ходил пред Богом или как бы ощущал присутствие Божие"588.

Около этого времени духовному окормлению о. Амвросия уже были поручены монахини Борисовской пустыни Курской губернии. Старец Макарий знакомил его с некоторыми боголюбивыми посетителями обители, которые искали духовного окормления, и благословлял вести душеполезные беседы в хибарке, примыкавшей к келье старца совне ограды скитской, где принимался женский пол. То, что вокруг старца постепенно собирался народ, свидетельствует о том, что о. Амвросий уже возрос "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф. 4, 13) и был способен преподать духовное утешение ищущим его. Старец Макарий иногда шутил, указывая на о. Амвро­сия, окруженного толпой: "Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает, хлеб отнимает"589. Так о. Амвросий Промыслом Божиим постепенно готовился к самостоятельному старчествованию. Постоянное духовное руководство старца Макария, внимательное изучение святоотеческих подвижнических творений, но более всего постоянный личный подвиг молитвы и непрерывного внимания себе подготавливали о. Амвросия к этому великому служению.

7 сентября 1860 года Господь благоволил отозвать из земной жиз­ни в вечное упокоение старца Макария. Казалось бы, с кончиной о. Макария Оптина пустынь и ее посетители навсегда останутся без духовного окормления. Но Господь не оставил жаждущих спасения без духовного вождя. Вместо старца Макария Промыслом Божиим поставляется на это великое служение миру о. Амвросий.

Вначале он был мало кому известен как духовный руководитель, к тому же и годами он был не стар: всего 48лет. Поэтому, кроме тех, кому о. Макарий еще при жизни поручил обращаться к о. Амвросию, никто не пользовался его духовными советами. Монашествующие, а также многие из посетителей монастыря не могли сразу избрать по­стоянного руководителя, переходя от одного иеромонаха к другому, и были "аки овцы, не имущие пастыря" (Мф. 9, 36). Но такое раз­деление существовало недолго. Не мог остаться незамеченным тот, кто имел такое же любвеобильное сердце, как и старец Макарий, кто отказался от своей воли и жил такими же стремлениями и желания­ми. И некоторые видели это. Еще в то время, когда все знающие о. Макария находились в глубокой скорби по поводу его кончины, один из его духовных сыновей К.К. Зедергольм писал своему брату: "Доселе мне кажется, что с батюшкою о. Макарием скончалось все утешение мое. Обращаюсь к о. Амвросию, истинному ученику ба­тюшки, проникнутому его духом"590. Господь благоволил поставить горящий светильник на подсвечнике, чтобы он освещал и показывал путь многим блуждающим во тьме. И действительно, этот свет на­столько стал видим, что к о. Амвросию начали стекаться люди со всех уголков России. Все они, обремененные тяжелым трудом над восстановлением в себе искаженно образа Божия и очищения своего сердца от страстей, нуждались в помощи более искусного и умудрен­ного духовным опытом руководителя.

Старец Амвросий и стал таким руководителем, знатоком сокровен­ных движений человеческого сердца, любвеобильным наставником, обладателем духовных сокровищ, которые он приобрел великими трудами. Так исполнились слова троекуровского старца Илариона, сказанные им двадцать один год назад Александру Гренкову, тогда еще молодому человеку: "Иди в Оптину. Ты там нужен"591. И дей­ствительно, теперь он был крайне нужен в Оптиной пустыни, потому что никто из монашествующих в обители, кроме него, не мог стать на место о. Макария592.

С течением времени слухи о духовной опытности и мудрости о. Ам­вросия все более и более распространялись, и число обращавшихся к нему все более возрастало. Смотревшие первоначально на о. Амвросия с недоверием стали изменять о нем свое мнение. Так, одна знатная женщина, бывшая духовной дочерью о. Макария, после его смерти не желала идти к о. Амвросию и иногда даже порицала его. Однажды, случайно встретившись с ним и получив духовное назидание, она была поражена этой беседой и впоследствии говорила: "Я знала обоих, но чувствую, что о. Амвросий еще выше о. Макария"593.

Постепенно имя его стало известно и в богатых палатах, и в бедных хижинах. Все более и более расширялся круг лиц, пользовавшихся духовными советами и руководством о. Амвросия как среди братии обители, так и среди приезжавших в Оптину пустынь монашест­вующих и светских лиц. С утра до вечера он только и жил на пользу ближним. Он никогда никому не отказывал в совете и помощи. А сколько людей он привел к Богу своими благодатными советами и своей сострадательной любовью! Он жил жизнью других, радовался их радостям и печалился их печалям.

Отец Амвросий, как истинный пастырь, знал, что там, в ищущем Бога мире, много алчущих и жаждущих Христова слова, любви и веры. Поэтому он и любил этот мир, и отдал ему всю свою жизнь. Все приходившие к нему — богатые и бедные, ученые и простецы, — чувствовали себя пред ним только простыми смертными. С особой отеческой любовью принимал старец тех, кого терзали горести, печа­ли, уныние, кто стоял на распутье и не знал, каким путем идти ему в жизни. Он принимал также и тех, кто был обуреваем сомнениями и жил вне спасительной ограды Христовой Церкви. С каким угнетенным душевным состоянием и с какими стонами неутолимых печалей и мук приходили к о. Амвросию люди из мира! Старец с открытым сердцем выслушивал их скорби и тотчас накладывал пластырь на душевные раны, давая нужные советы и наставления. Он твердо верил, что все страдания мира, как бы ни были они сильны, жестоки и изощрены, не могут победить Божественной любви, в лучах которой тает и исчезает всякое страдание и уныние. Сколько утешения, успокоения и отрады вливали в души этих скорбящих и обремененных людей благодатные наставления, беседы и молитвы любвеобильного старца! А иногда даже от одной встречи со старцем посетители получали большую пользу для своей души. Страдание их утихало прежде, чем старец начинал говорить. Туча душевная рассеивалась, и какое-то тихое и благодатное успокоение наполняло их души. Одаренный духовным рассуждением, острой памятью и словом, отец Амвросий всякому приходящему к нему давал соответствующие наставления из Священного Писания и отеческих книг. Его беседы были преисполнены глубокого смирения; они согревали охладевшие сердца, открывали душевные очи, про­свещали разум, призывали людей к раскаянию, душевному миру и к духовному возрождению, они покоряли сердца людей, вселяя в них благодатный мир и тишину.

Все наставления старца Амвросия убедительно свидетельствуют об искренней преданности делу спасения человеческих душ. Он пони­мал всех, кто жаждал слова о Вечной, Животворящей Божественной Правде; всех жаждущих напоял живительной водой из благодатного кладезя - своей богопросвещенной души. Спасая других, он и сам восходил на вершину богообщения и слушающих его возводил за собой.

Словом вот чем служил миру старец Амвросий. Его слово горело огнем неотразимого благодатного убеждения; оно согревало теплотой любви каждое сердце, было чуждо холодности и внешней вычурности и несло всем мир и счастье. Слово старца Амвросия, изображая зем­ную жизнь как подвиг временного странствования на пути к вечной жизни, звало людей к жизни истинно христианской, совершенной, возвышенной, духовной. О. Амвросий отдал всего себя, все свои силы, разум, сердце и волю великому делу назидания и христинаского руко­водства своих духовных чад. Все наставления, назидания и поучения старца Амвросия имели своей целью святость в смысле отрешенности от всего мирского, земного, льстящего греховному человеческому разуму. Старец, подобно апостолам, звал всех к жизни небесной; он каждого призывал стяжать нетленное богатство богосыновства, соделаться наследником Царствия Божия по благодати усыновления. К нему могут быть приложимы слова Христа Спасителя о том, что блажен тот, кто сотворит и научит, ибо "сей велий наречется в Цар­ствии Небесном" (Мф. 5, 19). Исполняя волю Небесного Учителя, старец учил людей. Учил до последней минуты своей жизни, учил ежедневно, оставляя возможно малое время для отдыха и молитвы. Но и в молитве он непрестанно воздыхал за своих пасомых и о всем человечестве. Это была беспредельная любовь, горевшая желанием всем помочь, всех утешить, всем спастись. Эта самоотверженная любовь к людям была характерной чертой иеросхимонаха Амвросия. Любовь побуждала его заботиться о каждой душе христианской, скорбящей и озлобленной. Она была "крепка, как смерть" (Песн. 8, 6), ради нее он готов был терпеть тысячи раз муки рождения (Гал. 4, 19), и от которой не могли разлучить его ни холод, ни теснота, ни многие жизненные трудности (Рим. 8, 35). Эта любовь в старце достигала высоты евангельского совершенства. Она любила только человека и любила его во Христе. По подобию любви Первообраза она хотела "всем человеком спастися и в разум истины приити" (1 Тим. 2, 4). Подвиг его любви к ближнему изумлял его современников и волнующе захватывал и восхищал души последующих поколений русских людей.

Но сам старец как будто бы не видел ни своих постоянных трудов, ни подвигов любви и постоянно укорял себя в "ничегонеделании", прося молиться о том, чтобы Всеблагий Господь не вменил ему в вину его "неделательное глаголание"594. Глубочайшее смирение и по­стоянное самоукорение лежали в основе всей жизни и деятельности иеросхимонаха Амвросия. Он и подвиг старчества принял на себя, видя в этом волю Божию, и нисколько не считал себя достойным этого ответственного служения.

Волю Божию, чтобы быть ему старцем, о. Амвросий впервые узрел в словах отца Макария, сказанных незадолго до его кончины: "Будешь жить в хибарке по ту сторону ворот, и смотри — вот тебе мой завет — никого из приходящих не оставляй без утешения"595. По смирению о. Амвросий вступил на путь старчества, со смирением шел по нему до последних дней своей жизни. "Я грешен, неразумен и немощен душевно и телесно"596 - вот что постоянно раздавалось в его сердце. Поэтому все его беседы, поучения и особенно письма проникнуты внутренним сознанием своих немощей — как душевных, так и телесных. Как часто он покаянно вздыхает, что, уча других, сам он не исполняет того, чему учит! Апостольское увещание: "Научая убо и наго, себе ли не учиши?" (Рим. 2, 21) — он всецело относил к себе.

Старец сам опытно прошел скорбный путь послушания и уничи­жения под руководством опытных старцев, прежде чем приобрел истинное смирение. Этот личный опыт он с радостью и готовностью передавал другим. "Когда человек понуждает себя смиряться, -поучал он одну монахиню, — то Господь утешает его внутренне, и это-то и есть та благодать, которую Бог дает смиренным"597. Пре­подавая мудрые советы другим, старец по своему смирению сам искал совета, не полагаясь на свой разум. По кончине старца Макария, не имея к кому обратиться за советом в своей обители, о. Амвросий об­ращался к своему архипастырю Григорию, чтобы все делать с советом другого, в чем видел выражение воли Божией, и боялся поступать по своей воле598.

Особенности пастырствования о. Амвросия

И только при таком духовном состоянии, которое воспитывается в человеке непрерывной внутренней борьбой, самоуничижением, скорбями и всякого рода испытаниями, возможно получение величай­шего дара благодати Божией - христианской любви, которая стоит в неразрывной и глубокой связи с христианской верой и сердечной молитвой. Этими дарами был преисполнен старец Амвросий. В нем явился обильный дар духовного рассуждения, дар проникновения в души людей, дар прозорливости и дар исцелений. Поток посе­тителей увеличивался с каждым днем. Для каждого приходящего у него находилось и ласковое слово, и мудрый совет. Незнакомых ему лиц он часто называл по имени, говорил их тайные грехи, ис­целял больных от недугов прежде, чем они просили его об этом. Это сверхъестественное ведение души и законов ее жизни обосновывает дар проникновения в сердце человека и способность безошибочно видеть его нравственное состояние, словом, способность читать душу ближнего. Дар рассуждения старца Амвросия проявлялся в том, что он умел сразу определить духовное состояние человека и дать ему самый правильный и полезный совет. Вся сила духовного руководства старца сводилась к тому, чтобы указать каждой душе путь спасения через веру во Христа Спасителя. Старец твердо верил, что первопричина всех душевных и телесных неустройств и болезней кроется в нарушении заповедей Христовых, и как основное средство для выздоровления предлагал чистосердечное покаяние в грехах и приобщение Святых Таин.

Отец Амвросий обладал всеобъемлющей опытностью, широким кругозором и мог дать совет по любому вопросу, не только в духовной области, но и житейской, применительно к данному лицу и данным обстоятельствам. Одному он советует, как усовершенствовать душу, другому - как вести хозяйство в обители, третьему - как направить дело в суде. Дар проникновения в тайники душ человеческих у старца Амвросия удивлял многих и располагал сразу всецело отдаваться его руководству. У людей появлялась уверенность, что старец лучше их знает, в чем они нуждаются и что им полезно.

Одна молодая девушка много слышала от своей сестры о святости жизни о. Амвросия, но относилась к словам сестры с недоверием и даже с презрением, а старца называла "лицемером". Однажды, по просьбе сестры, она поехала в Оптину пустынь. Придя к старцу на общий прием, она стала позади всех у самой двери. Отец Амвросий, выходя из своей кельи, помолился, посмотрел на всех, а затем об­ращает свой взор на Веру (так звали девушку) и говорит: "Что это за великан тут стоит? А, это Вера пришла смотреть лицемера!"599 После такого обличения ее тайных мыслей и особенно после беседы со старцем она совершенно изменила свое мнение о нем, искренне возлюбила его, а впоследствии поступила в Шамординскую обитель600. Именно таким образом старец многих наставил на путь покаяния, нравственного очищения и смиренного перенесения жизненных испытаний.

Этот особенный дар прозорливости, который Господь дает не­которым праведным людям и которым праведник может предвидеть будущее и проникновенно созерцать даже сокровенные мысли и на­строения сердца человека, очень часто проявлялся в старце Амвро­сии в период его старчества. Приведем несколько примеров дивной прозорливости старца Амвросия. Изумительный случай описывает оптинский инок Даниил. Одна вдова была обеспокоена тем, что во сне она часто видит своего покойного мужа, который о чем-то ее просит. Не зная, чем помочь ему, она обратилась с этим вопросом к старцу Амвросию, который после ее слов некоторое время был в задумчивости, а затем сказал: "Твой муж должен был деньги, - тут он назвал одно собственное имя (без отчества и фамилии), - и долг его тяготит. Заплати этому человеку, и душа твоего мужа успокоится"601. Благоразумная женщина тщательно искала человека по имени, на­званному старцем. Наконец, нашла и возвратила ему долг, после чего покойный не стал больше беспокоить ее602.

Еще один случай, свидетельствующий о прозорливости старца, произошел с иконостасным мастером, который приехал к настоятелю получить деньги за выполненную работу. О. Амвросий под разными предлогами три дня задерживал его отъезд из обители. Мастер очень скорбел из-за этого, так как к нему на дом должны были приехать для переговоров очень выгодные заказчики, но нарушить слово старца не решился. Каково же было его удивление, когда на другой день после его возвращения домой приезжают и его заказчики, которые также задержались на три дня. Но вся сила дара прозорливости старца в этом случае открылась через четыре года. Один работник этого мастера на смертном одре сознался, что в те дни хотел убить своего хозяина, чтобы забрать деньги, которые тот вез из Оптиной пустыни, и для этого три ночи караулил его под мостом. "Не быть бы тебе в ту пору живым, да Господь за чьи-то молитвы отвел тебя от смерти без по­каяния... Прости меня, окаянного..." - это были последние слова умирающего603.

Трудно перечислить все случаи дивной прозорливости старца Амвросия, который стремился обратить дар, данный ему от Бога, на пользу ближним. Им он открывал волю Божию, и много есть при­меров, как некоторые, не сделав по его благословению, приезжали со слезами раскаяния, так как не было удачи в их делах. Так, один козельский житель просил благословения послать своего сына в Мо­скву на обучение. Старец дал совет отправить его учиться в Курск.

 На возражения отца старец шутливо ответил: "Москва бьет с носка и колотит досками. Пусть едет в Курск"604. Не послушал отец старца, послал сына в Москву. В скором времени этому юноше на стройке раздробило обе ноги досками, и он остался на всю жизнь калекой, не способным ни на какую работу. Горько плакал отец, осуждая себя за недоверие к словам старца605.

К старцу обращались также многие люди, прося исцелить их от телесных болезней. Велика была сила молитв о. Амвросия, и много­численные примеры мгновенных исцелений свидетельствуют об этом. Но старец по своему смирению, избегая человеческой славы, посылал больных или к св. мощам, или к чудотворным иконам, а иногда про­сто советовал принимать какую-либо лекарственную траву. Больные совершенно исцелялись от своих болезней и, конечно, понимали, что не трава им помогла, но молитвы старца совершили чудо. Отец Амвросий, по своему смирению, не любил слышать, когда ему прямо говорили, что он исцелил, или даже когда его просили об этом.

Очень часто старец Амвросий, чтобы избежать человеческой славы, скрывал дар чудотворения под видом шутки. Чаще всего это про­являлось в виде ударов по больному месту, иногда даже очень силь­ных. Так, например, пришел к старцу один монах с ужасной зубной болью. Проходя мимо него, старец сильно ударил его в зубы и еще весело спросил: "Ловко?" - "Ловко, батюшка, - отвечал монах при общем смехе, - да уж больно очень", а уходя от старца, он заметил, что боль его прошла и в дальнейшем уже не возвращалась606. Таких примеров было множество, так что крестьянки, приходившие к старцу со своими недугами, сами нередко подклоняли головы и говорили: "Батюшка Амвросий, побей меня, у меня голова болит"607. Обраща­лись к старцу и с просьбой помочь избавиться от худых и пагубных привычек. И неизменно в таких случаях старец указывал на таинство Покаяния, как верное средство для исцеления.

Духовное окормлеиие монашествующих и мирян

Иеросхимонах Амвросий безгранично любил Господа, и всю любовь, на какую только было способно его существо, он отдавал своему Создателю через Его творение - через ближних. По любви к Богу он покинул мир и стал на путь нравственного самоусовер­шенствования. Но как любовь к Богу в христианстве неразрывно связана с подвигом любви к ближнему, так и подвиг личного усо­вершенствования и личного спасения у старца никогда не отделялся от подвига служения миру.

Старческое служение о. Амвросия началось с окормления братии Оптииой пустыни. Но служение старца не ограничивалось только монастырем. Этот подвижник, живший в маленькой келии, сумел раздвинуть ее стены на необъятные пространства. Люди всех званий и положений, жители самых далеких губерний - все знали смирен­ного и прозорливого оптинского старца. К о. Амвросию в Оптину пустынь тянулись тысячи верующих душ. Как часто келейники о. Амвросия, уступая многочисленным просьбам посетителей доложить о них старцу, говорили ему: "Батюшка, вас ждут", - "Кто там?" -спросит старец. - "Московские, Вяземские, Тульские, Белевские, Кадирские и прочие народы", — отвечают келейники608. Десятими­нутного разговора со старцем ждали по нескольку дней. Не хватало ямщиков для перегона между Оптиной и Калугой, а также номеров в многочисленных оптинских гостиницах609.

Целый день о. Амвросий проводил среди народа, приходившего к нему за советом и благоговевшего пред своим наставником. Делая каждому наставления соответственно его духовным нуждам и духов­ному развитию, он вникал в положение каждого, обращавшегося к нему, определяя его личный характер, его склонности, и с любовию указывал лучший исход. Все уходили от него утешенными и с об­легченным сердцем.

Духовный опыт старца Амвросия был настолько богат, что он как бы читал мысли приходящих к нему и часто указывал на их сокро­венные тайны и в беседах прикровенно обличал их. Однажды одна монахиня пришла к нему на исповедь и говорила все, что помнила. Когда она кончила, старец сам начал говорить ей все, что она за­была. Но по поводу одного греха, названного батюшкой, она долго утверждала, что не делала его, и тогда старец ответил: "Забудь об этом, я так сказал"610. И еще не успел он закончить речь, как сестра неожиданно вспомнила, что этот грех действительно был совершен ею. Пораженная, она принесла чистосердечное раскаяние611. Если старец беседовал с кем-либо при народе, то он не имел обыкновения обличать прямо и резко, но поучал так искусно, что его обличение, несмотря на присутствие множества народа, понятно было только одному тому, к кому относилось.

Познав на личном опыте спасительность смирения, старец стре­мился научить этому и своих духовных детей. На самый насущный вопрос каждого человека: как жить, чтобы спастись? - старец давал такие шутливые ответы: "Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда дело наше будет верно, а иначе будет скверно", или: "Жить можно и в миру, только не на юру, а жить тихо". "Мы должны, - говорил еще старец, - жить на земле так, как колесо вертится: чуть только одной точкой касается земли, а остальными непременно стремиться вверх; а мы как заляжем на землю, так и встать не можем"611. С первого взгляда простые и шутливые слова, но какой глубокий смысл содержится в них.

О. Амвросий принимал посетителей или беседуя с каждым в отдель­ности, или выходил на общее благословение, сначала к мужчинам, а затем к женщинам612. Иногда летом он выходил к народу на воздух. Медленно шел согбенный старец вдоль жердей, которые устанав­ливались от крыльца и служили ему опорой для передвижения, в то же время сдерживая народ от напора. Отец Амвросий по временам останавливался, давая ответы вопрошающим его. Тысячи вопросов сыпались ему из толпы; он все выслушивал внимательно. К старцу обращались со всевозможными вопросами. "Батюшка, - спросит кто-нибудь, - как мне благословите жить?" "Батюшка, - спрашивала другая, - куда мне благословите: замуж или в монастырь?"612 Вопро­сы один за другим: "Я гибну от нищеты"; "Я потеряла все, что мне было дорого в жизни. Мне незачем жить"; "Неизлечимая болезнь меня терзает. Я не могу не роптать"; "Мои дети, в которых я вло­жил жизнь и душу, стали мне врагами"; "Я потерял веру, я не вижу благости Божией. На моем языке одни Проклятия"613. К кому идти, кому довериться, перед кем выплакать душу, кто сымет с человека это каменное оцепенение долговременного безысходного страдания? И все приходили к старцу, как к последнему пристанищу. И среди этих стремнин горя, греха и отчания стоял о. Амвросий с любвеобильным сердцем, врачуя всех. Сколько раз самые сложные, отчаянные и за­путанные житейские вопросы он решал двумя-тремя приветливыми, полными сердечного участия советами. Так, по-видимому, мимоходом решалась чья-нибудь судьба, решались важные вопросы, но всегда по благословению благодатного старца выходило хорошо и решение оказывалось мудрым и правильным. Многие, имея какое-нибудь дело, желали только одного, чтобы при начале этого дела старец молча благословил их.

Но не все приходили к о. Амвросию за делом. Некоторые только отнимали у него время и этим очень отягощали его. Он сам жаловался на таких посетителей в своих письмах: "Старость, слабость, бессилие, многозаботливость и многозабвение и многие бесполезные толки не дают мне и опомниться. Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи; а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты все это слушай, да еще ответ давай; а молчанием не отделаешься - обижаются и оскорбляются"614. И как тяжело ему было переносить ропот тех, кого он не мог по бо­лезненности немедленно принять. Так, однажды истом ленный старец, с потупленным взором, едва брел среди толпы народной, а вслед ему послышался чей-то голос: "Этакая злоба! прошел и не взглянул"615. "Вот так мы день за днем и живем, - писал старец в одном из писем, — и несправедливыми слывем в приеме приходящих и приезжающих. А виновата моя немощь и неисправность пред Богом и людьми"616. И всегда старец не только не скорбел о своей болезненности, но был в веселом настроении и даже шутил. А выражавшие ропот вскоре начинали сожалеть о своей нетерпеливости и просили старца про­стить их. Старец принимал посетителей до вечера, делая небольшие перерывы на прием пищи и малый отдых. Иногда после обеда, когда старец был слаб, он принимал посетителей у себя в келии. А после вечернего правила к нему приходила монастырская братия на еже­дневное исповедание помыслов.

Старец Амвросий и интеллигенция второй половины XIX в.

Чем объяснить, что к простому, хотя и имеющему семинарское образование, старцу обращались представители высокообразованного общества и даже те, которых в этом обществе называли "гигантами духа и мысли"? Ответ прост; он может быть выражен словами апо­стола Павла: "Не аз, но Благодать, яже во мне". Многими подвигами о. Амвросий предочистил свою душу, сделал ее избранным сосудом Святого Духа, Который обильно действовал через него. Эта духоносность о. Амвросия была настолько велика, что старца заметила, оценила и потянулась к нему даже интеллигенция XIX века, которая в это время нередко была слаба в вере, мучилась сомнениями, а иногда была и враждебна к Церкви и всему церковному617. Перед многими вставали вопросы о смысле и цели жизни, и все обращавшиеся к старцу находили ответ в своих сомнениях.

К тому же старец имел удивительный индивидуальный подход к каждому вопрошающему. Вот как об этом пишет писатель В.Розанов: "Некоторые... из образованных поступали под водительство старца. Никто их к этому не нудил. Они начали это, когда хотели, и окан­чивали - когда хотели же. Но, обыкновенно, раз обратившийся уже никогда не хотел отойти вследствие явной пользы советов, основывавшихся единственно на обстоятельствах того, кто просил совета, а не (на) настроении самого старца"618. Прот. Сергей Четвериков говорит, что во второй половине XIX века о. Амвросий явился связующим звеном между образованным обществом, народом и Церковью619. Старца Амвросия посещали и слушали его духовные наставления Н.В. Гоголь, Л.Н.Толстой, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев и многие другие представители русской интеллигенции.

Старец Амвросий почил в Бозе 10 октября 1891 года. Тело старца было погребено при большом стечении народа около юго-восточной стены Введенского собора, рядом с могилами его предшественников -старцев о. Макария и о. Льва. Незадолго до смерти старца спросили: "Придет время, не станет вас с нами. Что мы тогда будем делать?" И он с любовью ответил: "Уж если я с вами тут все возился, то там-то от вас уж, верно, не уйдешь"620. И он не ушел от нас. Он поселился там, где за Русскую землю предстательствуют святые и своей благо­датной помощью не оставляют нуждающихся в ней.

Учение иеросхимонаха Амвросия о спасе­нии и достижении Царствия Божия по его письмам

В письмах старца Амвросия каждое слово направлено к одной цели - к спасению душ тех, кто обращался к нему. Спасение души есть не что иное, как очищение ее от страстей, насаждение в ней добрых христианских чувствований, подготовление ее к тому, чтобы она сделалась храмом Духа Божия. Человек свободен, а потому он по собственному произволению может стать либо на сторону добра, либо на сторону зла. Это положение старец Амвросий в одном из своих писем освещает так: "Насильно никого не приведешь ко спа­сению... Воли человека и Сам Господь не понуждает, хотя многими способами и вразумляет... Некоторые толкователи Св. Писания объ­ясняют, что Господь в Гефсиманском саду в последнюю ночь много плакал особенно потому, что знал, что немногие воспользуются его крестными страданиями, а большая часть по неразумию и по злой и упорной воле уклонится в противную сторону"621.

Иеросхимонах Амвросий, указывая на необходимость усилий со стороны человека в деле спасения, основное внимание обращал на действие Божественной благодати. Так, в письме к духовной дочери он пишет: "Напрасно и несправедливо ты думаешь, что дела делаются... без участия Промысла. Кроме властей земных, на земле есть еще и Царь Небесный, Дух Святой, всем управляющий, к пользе нашей полезное устрояющий, неполезное отстраняющий"622.

Старец указывал, что действие благодати и воля человека на­ходятся в тесном взаимодействии. "Дело нашего спасения, — пишет он, — зависит и от нашего произволения, и от Божией помощи и со­действия. Но последнее не последует, если не предварит первое. С нашей стороны вся сила и важность сего дела состоит в благоволении, т.е. в благом изволении благоугождать Господу; тогда Сам Господь будет действовать и помогать нам в деле спасения нашего, по сказанному: без Мене не можете творити ничесоже"623.

Несомненно, что человек, стремящийся к спасению через веру в Иисуса Христа, должен принадлежать к Церкви Христовой. Этот наиболее важный пункт христианского учения о спасении находит свое отражение и в письмах оптинского старца. В одном из писем он пишет, что вне Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви невозможно спасение624.

Иеросхимонах Амвросий, руководя своих пасомых на пути к спасению, неизменно указывал на заповеди Христовы, как на самое необходимое условие для достижения Царствия Небесного. "На ис­полнение заповедей Божиих, - пишет старец, - должно понуждать себя и вопреки нехотению, т.к. в Евангелии сказано: нудится Царствие Божие, и нуждницы восхищают е"625. При этом он учил, что "цель... православных при исполнении заповедей Божиих — видеть свои не­достатки, познавать свою немощь и через то достигать смирения, без которого все другие добродетели не помогут христианину"625.

Такой вывод сделает каждый христианин, если твердо решится во что бы то ни стало исполнять заповеди Божии, потому что, по слову старца Амвросия, "как бы кто из христиан ни был тверд и точен в исполнении христиансних своих обязанностей, это исполнение его и духовное делание, по слову св. отцов, может уподобляться только малой купели или самомалейшему озерцу; заповеди же Божий по­добны великому морю, как и св. пророк Давид говорит: заповедь Твоя широка зело (Пс. 118, 96)"626.

Но очень часто многие христиане забывают о цели своей жизни, прилепляются к земным скоропреходящим благам, а о спасении только говорят. Поэтому старец писал: "Славы и прославления со Христом мы все желаем, но примеру Христову не все последуем... Что же нам делать в таком горьком нашем положении? Остается одно - подражать евангельскому мытарю, которого искреннее со­знание, и смиренное мудрование, и смиренная молитва оправдали пред Богом"627.

Христиане, "когда принесут смиренное и искреннее покаяние и будут проводить жизнь благочестивую согласно заповедям Божиим, Сам Бог вселится в них и, по сказанному: "... буду им Бог, и тии будут Мне людие (2 Кор. 6, 16)"628.

Итак, спасение христианина состоит в исполнении заповедей Христовых, конечной целью которых является достижение Царствия Божия, или Царствия Небесного. В своих письмах к духовным чадам иеросхимоиах Амвросий много внимания уделяет вопросу достижения Царствия Божия. Господь любит человека как Свой образ и подобие и желает, чтобы он стремился к святости и к достижению Царствия Небесного. В Священном Писании иногда говорится также и о Цар­ствии Божием. Иеросхимоиах Амвросий видит между ними различие, а именно: "Царствие Небесное, — говорит он, — получают достойные по смерти, а Царство Божие твердо верующие и тщательные приоб­ретают и в настоящей жизни внутри себя, в своей душе и сердце, по сказанному в Евангелии: "Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21). Как и чем приобретается Царствие Божие внутрь нас? Но слову апостольскому, оно приобретается, во-первых, правдою или праведно­стью, которая состоит в исполнении заповедей Божиих и милостивом и сострадательном расположении к ближним; во-вторых, миром с ближними, миром от страстей, миром со своей совестью и миром с Богом чрез покаяние и смирение. Когда христианин понудится так себя устроить, тогда он получит благодатную помощь и при содействии Святого Духа среди самых скорбей будет радоваться, твердо веруя апостольскому слову, что "скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, искусством же упование, упование же не посрамит"; что недостойны страдания нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас в жизни будущей, что многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное"629.

Иеросхимонах Амвросий, желая наставить ко спасению обра­щавшихся к нему с просьбой душеполезного назидания, дает им наставление следующего содержания: "Немало между нами и таких, которые хотят и вечное блаженство получить в Царствии Небесном, и вместе желают и временное иметь счастье и полное благополучие. Но это невозможно, как объясняется в слове Божием, что "многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное" и что наследие со Христом получают только те, которые Христа ради на земле переносят различные скорби и страдания, как свидетельствует Апостол: "аще с Ним, т.е. со Христом, страдаем, то с Ним и прославимся". Когда же в скорбях наших и болезнях будем малодушествовать и роптать на Бога и на людей и на участь свою, в таком случае не прославимся, но и осудимся. Постараемся же исправиться, хотя не делами, но по крайней мере, душевным и мысленным расположением, как говорит Иоанн Лествичник: "Не постихся, ни бдех, ни на земли лежах, но смирихся, и спасе мя Господь"...630

Эти наставления старца Амвросия согласны с учением Спасителя о Царстве Небесном, Который говорит: "Царствие Небесное нудится и нуждницы восхищают е" (Мф. 11, 12). Заповедуя нам искать пре­жде всего Царство Божие, Спаситель добавляет: "И это все (то есть потребности земной жизни) приложится вам". Чаще всего человек заботится о земном и забывает о Небесном отечестве в надежде найти счастье и какое-то успокоение в своей земной жизни. Но, по слову старца Амвросия, кроме Царствия Небесного, нет упокоительного ме­ста во всей вселенной. "Поэтому, — говорит он, — ...нерасчетливо ради пустой и кратковременной мечтательности оставить путь, ведущий в Царствие Божие, к блаженной вечности, и избрать стезю, ведущую к погибели вечной"631. Для достижения вечного упокоения, по словам иеросхимонаха Амвросия, требуется усилие, чтобы шествовать по узкому и тернистому пути. "До дверей Царствия Небесного, — пи­шет он, - без труда и неудобств добраться невозможно"632. "Тесен и прискорбен путь, вводяй в живот... многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное. И не вотще Господь говорит в Евангелии: "Не приидох мир воврещи на землю, но меч"...633

Каждому христианину, который желает достигнуть нравственного совершенства, нужно пройти через многие искушения как внутренней борьбы, так и извне приходящих досаждений, обид и всевозможных неприятностей, одержать победу над борющими страстями, гневом, раздражительностью. И только после этой длительной борьбы в душе может водвориться мир, о чем старец Амвросий пишет: "Христиане не вдруг достигают совершенства, а пока не достигнут оного, бес­покоимы бывают тою или другою немощью или страстию. Потому-то и сказано в Евангелии: нудится Царствие Божие, и нуждницы вос­хищают оное"634.

Проводящие жизнь греховную и нерадивую сами уготовляют себе вечные муки. Это учение старца по данному вопросу полностью гар­монирует с учением отцов и учителей Церкви. "Все помилованные от Господа, - говорит иеросхимонах Амвросий, - будут сподоблены лицезрения Христова; и Царствие Небесное не что иное есть, как радость о Христе Спасителе от лицезрения Его. Так и напротив, отлученные от Христа будут лишены и Царствия Небесного и отосланы в муку"635. Для избежания страшных мук в вечности иеросхимонах Амвросий советовал всем обращавшимся к нему жить по евангельским заповедям и очищать свое сердце от всего порочного и греховного покаянием.

О покаянии

Старец иеросхимонах Амвросий, в основу своей жизни положив­ший покаяние и отсечение своей воли, также поучал и своих пасомых стремиться к этой основной добродетели. "Если мы не можем, по не­мощи, жить благочестиво, — пишет старец в одном из писем, — то, по крайней мере, позаботимся и постараемся всегда приносить искреннее раскаяние в своей неисправности"636. Своим духовным детям старец Амвросий постоянно стремился привить жажду покаяния, посредством которого душа сподобляется единения с Богом. "Если грешный с верою и упованием в покаянии будет прибегать к Господу, — говорит старец, — то получит помилование и прощение согрешений"637. Ста­рец непрестанно учил: "Одно остается нам, немощным и грешным, - каяться в своих слабостях и немощах душевных, нелицемерно смиряться пред Богом и людьми и безропотно и терпеливо перено­сить посылаемые нам за грехи различные скорби и болезни; и таким образом несомненно можем получить милость Божию"638.

Искреннюю, чистосердечную исповедь старец Амвросий считал неотъемлемой частью покаяния. Так, например, он поучает, что тяжелые душевные и телесные недуги большей частью являются следствием тяжких, а также неисповеданных согрешений. И когда иеросхимонаху Амвросию рассказывали о таких больных, он давал советы, чтобы они "искренно исповедали свои грехи духовному отцу и не стыдились ничего утаивать..."639

В большинстве случаев таинство Покаяния неизменно предшеству­ет принятию Святых Таин. И если человек не отнесся с должным вниманием к исповеди, то он приступает к Телу и Крови Христовым недостаточно подготовленным. Об этом иеросхимонах Амвросий пи­шет: "Есть и такие христиане, которые приносят покаяние, но не все высказывают на исповеди, а некоторые грехи скрывают и утаивают стыда ради. Таковые, по слову апостольскому, недостойно причаща­ются Св. Таин и за недостойное причащение подвергаются различ­им немощам и болезням, а немало и умирают. Сказано Апостолом: "Ядый бо и пияй недостойно, суд себе яст и пиет, не рассуждая Тела Господня" (1 Кор. 11, 29)640. Утаенный грех влечет за собой смерть души и страдание тела, "так как наказание бывает человеку не только за грехи, но больше за недостойное причащение Святых Таин"641. "Покаяние же выше всего, и нужнее всего для всякого человека и утешительнее для других, нежели ведение о мнимых собственных добродетелях"642, ибо без покаяния не может человек черпать силы из благодатного источника, поддерживающего в христианине духов­ную жизнь.

Приведя слова Псалмопевца: "Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя. Отверзите мне врата правды, вшед в ня, исповемся Господеви, сия врата Господня, праведные внидут в ны" (Пс. 117, 18-21), иеросхимонах Амвросий объясняет так: "Врата правды- за­поведи Господни и закон Божий. Грехами врата сии затворяются; и паки отверзаются искренним сознанием и смиренным покаянием и благодарением Господу за помилование и избавление от смерти. Врата правды называются и вратами Господними, чрез которые и праведные восходят ко Господу также покаянием...

Праведник ежедневно может падать седмижды, если не делом, то словом или помышлением или зрением, или слухом и подобными; только, по словам св. Епифания, грехи праведных - грехи уст; а грехи грешных - грехи всего тела. Св. Давид, согрешив, каялся, ис­поведовался Богу и благодарил Господа за то, что его, согрешившего, не предал смерти... Мы маловерные и малодушные... не подражаем св. Давиду, а, будучи наказуемы за грехи наши, ропщем на Бога и людей, и обвиняя всех и все, вместо того, чтобы смиряться и при­носить искреннее раскаяние в своей греховной жизни и постараться исправиться или... хоть не роптать, не обвинять других, что терпим болезнь или бедствие достойно и праведно"643. По словам иеросхимонаха Амвросия, христианин должен постоянно, всю свою жизнь, каяться в грехах, даже и в тех, в которых он исповедовался644. Только плотские грехи старец советует не вспоминать после раскаяния пред духовником, а всегда только помнить свою греховность и вообще считать себя грешным и неоплатным должником пред Господом645. Кто чистосердечно раскаивался и приносил плоды достойные покая­ния, о таковых старец Амвросий пишет, что они "сподобятся быть внутри райской ограды; и последние не должны лишиться лицезрения Христова"646.

Сожалея о тех, которые упорно не хотят каяться, старец говорит: "В ад только пойдут те, которые от гордости не захотят принести покаяния"647. Христианские души, пока добровольно предаются сластолюбию и другим телесным страстям, бывают подобны скотским яслям, заботятся только о корме и питании и ином телесном угождении; а когда обратятся к Богу с искрением покаянием и будут заботиться о воздержании и проводить жизнь благочестивую, тогда уподобятся небесному вместилищу, в котором обитает невместимый небесами Христос Бог647.

Тем, которые всю свою жизнь провели в пороках и грехах и, нако­нец, осознали бездну своих падений, старец советует не отчаиваться, но "благодушно простираться к покаянию и смирению, подражая мытарю, который, видя во всем свою неисправность, взывал ко Го­споду: "Боже, милостив буди мне грешнику"648. "Во всяком грехе человек может покаяться, имея твердое намерение вперед на то же не возвращаться и таким образом получить прощение и милость от Бога"649. "Многие святые утверждают, что и Иуда получил бы про­щение, если бы решился приносить покаяние подобно верховному апостолу Петру, трижды отрекшемуся Христа, но чрез сие (покая­ние) получившему не только прощение своего греха, но и прежнее апостольское достоинство... Евангелие тем начинает и оканчивается: покайтеся!"650

Покаяние только тогда будет истинным, когда человек осознает свой грех, возненавидит его, постарается не повторять его и полу­чить прощение через исповедь. В то же время он должен смиренно сознавать, что своими грехами он оскорбил Бога и достоин всякого наказания, которое может выразиться во внешних скорбных обстоя­тельствах жизни. По этому поводу старец Амвросий пишет: "чтобы удобнее было получить прощение своих согрешений, нужно прежде всего обратиться к смиренному самоукорению и возложить вину на себя, а не на других"651. Смиренное покаяние изглаживает все грехи, оно привлекает милость Божию к кающемуся грешнику. Какими бы добродетелями ни обладал христианин, он ничто в глазах Божиих, если в нем нет смирения, ибо Господь ублажает прежде всего нищих духом, ублажает смиренных сердцем, алчущих и жаждущих правды. Он обещает покой тем, кто вслед Его идет, подражая ему не только в послушании, но и в кротости и смирении.

О смирении

Смирение является признаком истинного христианина; оно долж­но лежать в основе всех его действий и поступков. Только при этом условии человек может избежать зла и приобрести душевный покои. "Чем себя умерять в своих действиях? - пишет старец в одном из писем. - Смирением, самоукорением и страхом Божиим, памятуя всегда слово псаломское, чтобы уклоняться прежде от зла, а потом уже стараться сотворить благо"652.

На пути нравственного совершенствования внимание христианина, по учению старца Амвросия, должно быть обращено на очищение своего сердца, как это видно из его писем: "Господь более взирает на сердце и приобретение смирения, нежели на лицо или внешнее делание человека, хотя от здоровых телесно и это требуется... (но) смириться же потребно и полезно и необходимо всем - как крепким, так и, особенно, слабосильным. Смирение может заменять внеш­ние труды. А без смирения и большие подвиги не могут приносить пользы"653. Даже если христианин пребывает постоянно молитве, но не имеет в своей душе смирения, то и тогда он не будет свободен от вражиих нападений.

Своим духовным детям, которые часто подвергались вражиим на­падениям, иеросхимонах Амвросий писал: "Вымолиться любите, а смирения, потребного для сего, должно быть, не стяжали. И выходит, что молитвой вы врага только раздразнили; а не имея нужного сми­рения, не имеете против него потребного оружия"654. Старец советует всем находящимся в искушении прибегать "к твердыне смирения, которая для хищников неприступна"655.

Немощным телом, но совершившим много грехов иеросхимонах Амвросий советует самое наилучшее средство ко спасению — это "при­бегать к самоукорению и смирению и в неприятных случаях более обвинять себя, а не других"656. "Телесные подвиги и труды, — пишет старец, - требуются только от крепких телом; немощным же более полезно смирение с благодарением"657.

Само богоугождение также достигается только смирением. "Если хочешь угодить Господу, - поучает старец в одном из писем, - то знай, что нельзя Ему угодить безрассудством, упорством и ропотом на всех, даже на Самого Господа, а должно угождать Ему смире­нием, смиренным покаянием, покорностью и рассуждением, - или же, если кто сам не может рассудить здраво, то послушанием тому, к кому относится"658, а "корень всему злу - самость и упрямство... нужно всячески постараться вырвать этот злой корень смирением и послушанием, подражая Самому Господу, Который смирился до рабия зрака и послушлив был до смерти крестной и распятия"659.

При искреннем смирении рождается правильный образ мыслей. Об этом старец Амвросий говорит: "Если бывместо самомнения хоть мало бы мы приблизились к смирению, самоукорению и к недоверию к своему сердцу (потому что оно еще не очищено), тогда бы иначе стали думать и иначе говорить, особенно тогда, когда должно осторожно говорить и с рассуждением, и с бережением себя и других. Чтобы сказать разом все, повторяю слова Писания: "Аще кто мнится верен быти в вас и не обуздывает языка своего, но льстит сердце свое, сего суетна есть вера" (Иак. 1, 26)660.

Восхваляя смирение и считая его основанием всякой добродетели, иеросхимонах Амвросий строго осуждает порок, противоположный смирению, - гордость. Старец считает, что "гордость и самонадеян­ность вреднее прелюбодейства и убийства. Последние привели пророка (Давида) к смирению и раскаянию, первые довели его до падения"661. Желая объяснить, что значит самоукорение, старец пишет: "Самоукорение — это есть во всяком неприятном, скорбном случае и обстоятельстве должно возлагать вину на себя, а не на других"662.

Если человек не имеет смирения, то он не должен оправдывать себя тем, что не может приобрести эту добродетель из-за опреде­ленной обстановки и окружающих его людей. "Оставь обманчивую мысль, — пишет иеросхимонах Амвросия, — что ты в отдаленном месте будешь смиряться и будешь переносить всякое попрание и уничиже­ние; а лучше смирись в настоящее время,.. где живем, и считай себя мысленно под ногами всех, то есть считай себя достойною всякого попрания и уничижения и досаждения... Смирение и терпение на все - победа содействием Божиим"663.

Когда человек сам не доходит до сознания необходимости смире­ния и не смиряет себя, тогда Господь Сам, "имиже весть судьбами", приводит его к смирению. "Если сами не смиримся, то Господь не­вольно нас смиряет"664. Тогда смирение тесно соприкасается с другой добродетелью - терпением в скорбях.

О терпении в скорбях

В Св. Писании имеются ясные указания о необходимости скорбей для ищущих спасения. Сам Господь сказал: "В мире скорбни бу­дете" (Ин. 16, 33). Эти скорби составляют крест, который каждый человек должен понести в своей жизни. Скорби, болезни и бедствия должны приниматься христианином как от руки Божией, потому что Промыслом Божиим они посылаются для нашего вечного спасения. Скорби пробуждают в нашем сердце веру в Бога, подвигают нас на молитву, очищают наше сердце от грехов, укрепляют в добродетелях. Св. апостол Павел говорит: "Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения - опытность, от опыт­ности - надежда, а надежда не постыжает" (Рим. 5, 3-5). В горниле скорбей в душе человека рождается та добродетель, которую трудно приобрести в жизни спокойной, чуждой страданий. Скорбь рождает в терпение.

В свете евангельского учения поучает к терпению в скорбях сво­их духовных чад оптинский подвижник иеросхимонах Амвросий. "Всякий христианин чем-либо да испытывается, — пишет он в одном из писем, — один бедностью, другой — болезнью, третий — разными недоумениями. И этим испытывается твердость веры и надежды, и любви Божией, то есть к чему человек более склоняется, к чему более прилепляется, горе ли стремится, или еще пригвожден к земному; что­бы человек-христианин чрез подобные испытания сам видел, в каком он находится положении и расположении, и невольно смирялся"665. "Не обленимся, - учит старец, - каяться и смиряться и терпеть по­сылаемые скорби и болезни, внимая евангельскому слову Господа: "В терпении вашем стяжите души ваши"; и: "Претерпевый до конца, той спасен будет"666.

Почти во всех своих письмах иеросхимонах Амвросий затрагивает вопрос о терпеливом перенесении всех скорбных обстоятельств, встре­чающихся с христианином. В них он видит особое промыслительное действие Божие, попускаемое для спасения человека. "Скорби, - го­ворит он, - это дар Божий, и все, что делается промыслительно от Господа, то делается к пользе нашей душевной"667. В одном из писем иеросхимонах Амвросий пишет: "Ошибка и заблуждение человечества происходит от того, что мы не понимаем как следует намерение Бо­жие и волю Божию о нас. Господь, по благости Своей и милосердию Своему, хочет даровать нам вечное блаженство на небе, в Царствии Небесном, а мы, по слепоте своей, более желаем, ищем счастия и благополучия временного на земле. Вот Господь, по благости Своей и по любви к роду человеческому, и вразумляет нас разными скорбями и болезнями, и другими бедствиями, как свидетельствует Апостол: "Его же бо любит Господь, наказует; биет же всякого сына, его же приемлет. Аще же без наказания есте, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове" (Евр. 12, 6)668.

Иеросхнмонах Амвросий побуждает всех христиан переносить с терпением всякие встречающиеся скорби. "Советую тебе, - пишет он монахине, - более всего вооружай себя к терпению и понесению разных приключений и неудобств, а иначе нельзя успокоиться"669. "И не говори, что более не могу терпеть и выносить неудобства затруд­нительных обстоятельств, а лучше по возможности старайся терпеть и охранять душу свою в возможно мирном устроении... против всего и против всех"670.

Все скорбные обстоятельства, по мысли старца Амвросия, устраи­ваются к нашему спасению. Господь, как любящий отец, посылает каждой душе то, что ей на пользу. В одном из писем иеросхимонах Амвросий пишет: "Господь столько любит нас, сколько не может лю­бить ни одна мать своих чад. Но мычасто делаемся недостойны такой любви Божией, за что и посылаются праведно на нас многоразличные скорби и болезни"671. "Земной же удел человеческий, - пишет старец в другом письме, - скорбь, труд, болезни, подвиг, печали, недоуме­ния, теснота, лишения того или другого, оскорбления, смущения, восстание страстей, борьба с ними, одоление или изнеможение, или безнадежие и подобное сим. Не вотще сказал пророк Давид: "Несть мира в костех моих от лица грех моих". И праведный Иов взывал: "Не искушение ли есть человеку житие сие?" А мы все путаемся на том: нельзя ли как устроиться в покое и на покое, и часто думаем: "Если бы не такое-то неудобство и не такие-то обстоятельства, и не такой-то поперечный человек, то, может быть, было бы мне удобнее и покойнее", а забываем, что неудобства сии часто исходят изнутрь нас, как и злые помышления. Где лежат страсти, оттуда исходят и все наши неудобства, неладицы, неурядицы и неустройства"672. Старец Амвросий убеждает, что "большая часть страдающих из нас подвергается страданиям как следствиям или неправильных мыслей, или ошибочных действий"673. Поэтому, "как ни тяжел крест, который человек несет, но дерево, из которого он сделан, выросло на почве его сердца"674.

На недоуменный вопрос многих: "Почему же тогда страдают люди благочестивые и праведники?" — мы находим убедительный ответ в письмах оптинского старца. "Всеблагий Господь, — пишет иеросхимонах Амвросий, - праведным посылает различные скорби, во-первых, для того, чтобы не ослабевали в подвигах благочестия и, разленившись, не уклонились в противную сторону и не погибли, как сказано у пророка Иезекииля: "Егда реку праведному: жизнию жив будеши, сей же, уповая на правду свою, и сотворит беззаконие, вся правды его не вспомянутся, в неправде своей, юже сотвори, в той умрет" (гл. 33, ст. 13). Во-вторых, праведным Господь посылает раз­личные скорби для того, чтобы чрез это они совершенно очистились от грехов и страстей и получили велие воздаяние в будущем веке, по сказанному: "Яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я". На грешных же наводит Господь различные напасти и болезни, чтобы привлечь их к покаянию, как Сам говорит в св. Евангелии: "Приидох призвати не праведныя, но грешныя на покаяние"; и паки: "Покайтеся, приближибося Царство Небесное"675. "Свобода существ разумных всегда испытывалась и доселе испытывается, пока утвердится в добре, - говорит иеросхимонах Амвросий, — потому что без испытания добро твердо не бывает"676.

Чем строже живет христианин в духовной жизни, тем все более его посещают всевозможные скорби и неприятности. Но все это бывает не случайно, а по особому устроению Божию. Скорби попускаются людям для того, чтобы они посредством их находились в постоянном бодрствовании и искании Бога. "Скорби, - говорит иеросхимонах Амвросий, - везде должны встречать человека; и тем более враги наши душевные износят оные... и в особенности желающим упражняться в молитве, которая для них несносна"677.

Скорби в жизни человека выражаются в самых различных фор­мах. Это или жизненные условия, или телесные недуги, или клевета, наговоры и досаждения окружающих людей, иногда даже самых близких. Благочестивые люди, которые подобные обстоятельства переносят с терпением и покорностью воле Божией, иногда подвер­гаются искушениям непосредственно темной враждебной силой, но тоже только по попущению и Промыслу Божию. Обо всем этом мы узнаем из писем иеросхимонаха Амвросия. Так, в одном из писем он пишет: "Теперь нет Диоклетианов и Максимианов, но враг на­ходит удобство досаждать держащимся благочестия через слабых и нерадивых"678. В другом письме мы находим: "Хотящии благочестно жити гоними будут". От кого же? Разумеется, прежде всего от своих, которых враг вооружает, чтобы отвратить от пути благочестия благо-изволивших по нему идти"679.

О болезнях старец Амвросий пишет так: "Болезни телесные по­требны для очищения плоти, а болезни душевные через обиды и по­ношения потребны для очищения души"680. А однажды, сказав слова св. Исаака Сирина, что "невозможно не болети телу в недузех, егда кто изберет путь добродетели", старец добавил: "И тем более невоз­можно нам не бывать больными, слабо идущими по этому пути"681.

Иеросхимонах Амвросий болезни телесные уподоблял подвиж­ничеству, и в одном из писем он говорил по этому вопросу: "Св. Лествичник и болезнь называет подвижничеством, притом подвиж­ничеством отраднейшим, хотя и невольным. Отраднейшим потому, что на произвольное подвижничество охотников мало, и притом тут может примешаться возношение, осуждение других, а в невольном болезненном подвижничестве нечем человеку погордиться... Произ­вольное и невольное подвижничество равно умеряют плоть, а послед­нее иногда посылается еще и для истребления возношения. Поэтому старайся в болезни благодушествовать и благодарить милосердие Божие за невольное вразумление... больше всего в болезненном по­ложении остерегайся ропотливого расположения духа"682.

С этой же целью старец иногда стремится объяснить, что за свою греховную жизнь мы достойныи большего наказания, но Милосердый Господь подвергает нас только некоторому испытанию, ожидая от нас обращения и покаяния. "Если христианин согрешил, - поясняет старец Амвросий, - то по праведному суду Божию, для избежания вечного наказания, должен при покаянии понести какое-нибудь на­казание временное, но малое в сравнении с грехом - или болезнь, беду какую, или бесчестие. Остальное же восполняет милость Божия. Благоразумный разбойник разбойничал 30 лет, а понес наказание, только три часа повисевши на кресте с перебитыми голенями. Правда, что наказание тяжелое, но может ли оно послужить удовлетворением за тридцатилетнее разбойничество?"683. А поэтому, по мысли старца Амвросия, только та скорбь ведет ко спасению, которая переносится без ропота на Промысл Божий. "Когда же в скорбях наших и болезнях будем малодушествовать и роптать на Бога и на людей, и на участь свою, в таком случае не прославимся, но и осудимся"684.

Унывать в скорбях очень опасно, потому что эта страсть (уныние) приводит душу в расслабление, а затем в совершенное безразличие к вопросам спасения и, наконец, в отчаяние. Старец Амвросий со­ветует также: "Ни в каком случае унывать и паче меры печалиться и скорбеть не должно, а надеяться и уповать, что благодать Божия, оскудевающая восполняющая, и всесильная Божия помощь сильны все привести к полезному концу"685. Одной духовной дочери, ко­торая от скорбей приходила в отчаяние, старец писал: "Напрасно ты думаешь, что люди от скорбей погибают... скорби (наоборот) приближают людей ко спасению, если кто не малодушествует и не отчаивается, а вооружается терпением со смирением и преданностью воле Божией"686.

Иеросхимонах Амвросий советует особенно не углубляться в по­стигшее горе. Он пишет: "Знай, что горе, как море. Чем более человек в него входит, тем более погружается"687. И если "по немощи нашей не можем при поношении радоваться, то по крайней мере не скорбим паче меры. Если же от слабости нервов не можем побороть и одолеть скорбных и оскорбляющих мыслей, то всячески да соблюдаем себя от ропота. Когда же и до сего доходило дело, то да познаем немощь нашу и да смирим себя пред Богом и людьми и покаемся"688.

В другом письме мы находим: "Хотя мы пред людьми, может быть, и правы в чем-нибудь, но когда не правы пред Богом, то должны без самооправдания переносить всякое злострадание, всякое неудобство и всякое стеснение, никого из людей не обвиняя в этом, но принимая все скорби, как посланные от руки Божией к очищению грехов наших и исправлению нашему, и больше всего к смирению возносительного мудрования нашего"689.

Всецело предавший себя Господу терпеливо переносит все случаю­щееся с ним, как посылаемое спасительным Промыслом Божиим. Ис­тинному христианину во всех случаях жизни необходимо предавать себя воле Божией; во время же болезни эта преданность особенно нуж­на. "Преданность воле Божией, - пишет старец Амвросий, - всегда потребна и полезна для нас, но в болезни она еще более необходима. Тогда только мы можем быть спокойным и можем удерживать веру и упование на милосердие Божие, спасающее грешников кающихся и вместе смиряющихся подобно мытарю, который и не прогневался и на фарисея, уничижившего его"690.

Другим источником утешения, дающим терпение в скорбях, служит молитва. И старец также советует: "Бог даст, буря утихнет; только молись с верой и усердием Господу и Царице Небесной, чтобы помогли в несении скорбей"691. Совершенно быть свободными от них мы не можем, по слову Христа Спасителя, Который, побуждая Своих по­следователей к мужественному перенесению всех испытаний, сказал: "В мире скорбни будете, но дерзайте, яко Аз победих мир" (Ин. 16, 33). Слова эти означают, что никакая скорбь, как бы тяжела она ни была, никогда не одолеет верующего во Христа и пребывающего в Нем исполнением Его заповедей.

О молитве

Всякий истинный христианин не только в земной жизни не разлучается с Богом, но и не прекратит этого общения с Ним в бесконечных веках. И нет большего утешения для христианина, как ощущать близость Небесного Отца и беседовать с Ним в своей молитве. В молитве христианин раскрывает всю свою душу пред Богом: благодарит Его за все, что Он дает ему, прославляет Его благословенное имя и воздыхает к Нему, прося Его помощи в своих нуждах и печалях. Присутствуя в храме Божием за богослужением христианин своим сердцем ощущает Его присутствие, согласно Его обещанию: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я среди них" (Мф. 18, 20). "Молитва, — пишет старец, — без очищения помыслов и без перенесения скорбей совершаться не может"692.

Однако следует иметь в виду, что всякому приступающему к молитве необходимо приуготовить себя на борьбу с невидимым врагом, потому что никакая другая добрадетель так не тревожит врага, как молитва к Богу. "Где люди заботятся преимущественно о молитвенном подви­ге, — пишет старец Амвросий, — тут-то враг и старается возводить с обеих сторон гневливость, которая делает человека неспособным не только к молитве, но и ко всякому доброму делу"693.

Невидимый враг, заметив усердную молитву человека, нередко старается навести на него сильный страх. Если же этим он не сможет одолеть христианина, то иными путями старается отвлечь внимание верующего во время молитвы, вселяя в него различные помыслы, на­водя леность или болезнь, а иногда и смущение, которое, по словам Исаака Сирина, "прилично назвать колесницею диавола, потому что сатана имеет обычай, подобно седоку, восседать на уме, брать с со­бою кучу страстей, с ними входить в несчастную душу и погружать ее в смущение" (Св. Исаак Сирианин. Подвижническое наставление. Добротолюбие, II, стр.709-710, II, стр.54.).

Старец Амвросий молитву Иисусову ставит на первое место сре­ди всех молитвенных правил. "Когда кто-либо совершает келейное правило, — говорит он, — и среди оного почувствует особенное на­строение духа к молитве Иисусовой, или к поучению в каком-либо изречении Писания, тогда можно оставить на время келейное правило и заняться тем или другим из сказанного. Так научают нас опытные отцы". (Письма к мон., в.1. п.88, стр.83.) Далее старец Амвросий пишет, что в молитве Иисусовой должны мы пребывать постоянно, не ограничиваясь ни местом, ни временем: "К молитве Иисусовой старайся прибегать часто, во всякое время, также и в церкви, осо­бенно если не слышно чтения, — за хождением и каждением". (Там же, п.65, стр.69.) Более опытных в духовной жизни христиан старец Амвросий увещевает пребывать в молитве Иисусовой постоянно. "Молитва Иисусова..., —пишет он, — прилична, когда человек идет, или сидит, или лежит, пьет, ест, беседует или занимается каким ру­коделием; кто может при всем это произносить молитву Иисусову со смирением, тот не должен оставлять оной; за оставлением же укорять себя и каяться со смирением, но не смущаться, потому что смущение, какое бы оно ни было, есть признак тайной гордости и доказывает неопытность и неискуство человека в прохождении своего дела". (Там же, п.38, стр.83.)

Проходящим молитвенный подвиг старец Амвросий советует внимательно следить за движением своего сердца и не допускать возникновения в нем каких бы то ни было помыслов. "Во время молитвы, — пишет он, — должно стараться отвергать всякие помыс­лы и, не обращая на них внимания, продолжать молитву; если же стужение помыслов очень усилится, то опять должно просить против них Божией помощи"694.

Особенно строгие указания оставил иеросхимонах Амвросий от­носительно тех, кто, не потрудясь достаточно на низших ступенях молитвенного подвига, дерзает переходить к высшей ступени — сер­дечной молитве. "Помысл понуждает тебя молиться, чтобы Господь ввел ум твой в сердце. Но ни у кого из святых отцов не видим, чтобы кто-либо из них молился подобною молитвою. Полезнее молиться со смирением так: "Господи! якоже веси, помилуй мя!" Нам запо­ведано Господом молиться: "Отче наш! Да будет воля Твоя..." А у тебя во всем, даже в молитве, проглядывает, что хочешь непременно, чтобы было по-твоему или по внушению вражию"695.

Молитва, произносимая во смирении сердца, по мысли старца Амвросия, дает человеку распознать все искушения, наносимые диаволом, и помогает молящемуся одержать победу над этими искуше­ниями. Старец Амвросий, поучая своих духовных чад бдительному хранению своего сердца от "дурных помыслов", советует заниматься молитвой Иисусовой, начиная с устной. "Иисусову молитву, — говорит он, - (нужно употреблять) особенно при борении дурных помыслов, но только устно. А иногда и: "Боже, милостив буди мне грешной"696. В другом письме иеросхимонах Амвросий пишет: "Во искушении, особенно, когда бываешь наедине, всегда полезнее тебе молиться устною молитвою, как заповедует и св. Апостол: "выну приносяще хвалу Богу", сиречь плод устен исповедующих Господеви"697.

Желая оградить своих духовных чад от всевозможных помыслов и искушений, иеросхимонах Амвросий советует приобрести смирение, которое может оградить душу от всех ухищрений диаводьских. "Еже­ли всякая добродетель без смирения не может состояться, - говорит он, - то кольми паче молитва прежде всего требует смирения, так как молящиеся имеют дело с гордыми бесами, которые, будучи сами бедныи ничего не имея, обещают другим богатство, показывая чужие ассигнации... Также знай, что молитва требует безгневия"698.

По мере преуспеяния своих духовных чад старец Амвросий побуждал их постоянно находиться с молитвой Иисусовой и в то же время внушал всем занимающимся этим деланием не доверяться снам и всякого рода видениям. "Во время (молитвы), — пишет он, — никакого постороннего помысла не принимать и не верить тому, что видится или слышится, т.е. изменению иконы или какому-либо голосу. А если снам или чему-либо подобному верить, то можно ума лишиться"699.

По мысли иеросхимонаха Амвросия, всякий подвиг должен совер­шаться подвижником с рассуждением, соразмерно со своими как ду­ховными, так и телесными силами, и с благословением отца духовного. Но кто живет по своему разуму и произволу, такой человек, хотя бы нес большие подвиги, однако не может преуспеть в духовной жизни, потому что все сделанное по своей воле не всегда бывает угодно Богу, по причине тщеславия и превозношения. "Полезнее, — пишет он, — постоянно продолжать умеренное делание, нежели иногда излишнее совершать, иногда же и должное оставлять, по причине неумеренной усталости... При молитвенном подвиге прежде всего должно заботить­ся о том, чтобы избавиться от дурных и зловредных качеств юродивых дев, да не услышим: "Что Мя зовете: Господи, Господи! и не творите повеленного Мною" о мире и святом отношении ко всем"700. Одной монахине, жившей по своей воле и впавшей в диавольское обольщение, иеросхимонах Амвросий дает ценные наставления, как можно выйти из такого положения. "Ты, как видно, - говорит он, - от неопытности и самочиния, по причине самомнения и скрытости характера, под­верглась прелести вражией. Поэтому молись Господу о избавлении: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя прельщенную! Господи, не попусти врагам до конца поругаться над созданием Твоим, которое Ты искупил честною Твоею Кровию!" Когда будешь так молиться, то сама увидишь действие этой молитвы..., душевным врагам это будет неприятно, и они будут смущать душу твою и отвлекать, чтобы ты так не молилась; да и самолюбию твоему будет неприятно считать себя прельщенною. Но ты понуждайся так молиться и просить от Господа помилования и вразумления"701.

Иеросхимонах Амвросий убедительно советует, чтобы молитва человека была сообразна его душевному преуспеянию и совершалась постоянно, т.е. без длительных перерывов во времени. "Молитва каждого должна быть сообразна с его мерою; должна быть смиренна и разумна"702.

В его эпистолярном наследии можно найти указания, которые го­ворят о том, что плодом истинной молитвы должны быть смирение, любовь к Богу и ближним. Помимо приобретения этих добродетелей, по мысли старца Амвросия, посвятивший жизнь свою на служение Богу должен научать себя страху Божию, потому что в слове Божием говорится: "Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом" (Пс. 2, 11).

О страхе Божием

Христианин, ищущий спасения, в основу своей жизни, по мысли иеросхимонаха Амвросия, должен положить страх Божий. Страх Божий есть начало спасения, потому что, проникнув в сердце человека, он пробуждает его от сна греховного, наставляет его на путь обращения, вселяет в него стремление очиститься от страстей и жить по заповедям Господним, дабы избежать вечных мук и приобрести спасение. "Советую вам, - пишет старец, - держаться страха Божия и хранения своей совести, так как это более всего со­действует христианину удержаться на настоящем пути"703.

Душа человека после грехопадения более бывает склонна но злу, чем к добру, а потому для нее остается только одно средство: поча­ще прибегать к Богу и просить Его о ниспослании ей страха Божия, который ограждает душу и удерживает ее от греховных поползнове­ний. В одном письме, наставляя свою духовную дочь, иеросхимонах Амвросий пишет: "Во всякое время да держимся страха Божия, и страх Божий сохранит вас от всякого зла - тайного и явного"704.

Страх Божий, по словам старца Амвросия, может удерживать душу от многих греховных поползновений и направлять его по пути нрав­ственного совершенствования. "Крепко (нужно) держаться страха Божия и хранения своей совести, — пишет иеросхимонах Амвросий, - так как это более всего содействует христианину удерживаться на настоящем пути".705 Христианин — это воин, сражающийся, по апостолу Павлу, с "духами злобы поднебесной", поэтому он должен постоянно возгревать в себе страх пред Богом, бодрствовать над самим собой и хранить все свои чувства от всего того, что наносит вред его бессмертной душе и лишает ее вечного общения с Богом. Иеросхимонах Амвросий также об этом пишет: "Береги совесть свою и очи; имей страх Божий; чаще помышляй о смерти и о Страшном суде, и о том, что если теперь не управишь себя в богоугодной доброй жизни, то после уже и совсем ослабеешь к добру"706.

Вот почему и подобает всякому христианину пребывать всегда в страхе Божием и постоянно бодрствовать над собой, искоренять всякие зловредные страсти и пороки из своего сердца. Если мы не позаботимся искоренить их в земной жизни, то наше спасение в веч­ности окажется сомнительным. Кто стяжал страх Божий и постоянно поддерживает его в себе, уже стоит на пути ко спасению, но ему еще необходим великий труд по очищению себя от страстей.

О страстях и борьбе с ними

Спасение человека есть постепенный и длительный процесс очище­ния своей души от страстей и стяжание евангельских добродетелей. В своих наставлениях иеросхимонах Амвросий пишет лишь о тех страстях, о которых спрашивали его в письмах лица, обращавшиеся к старцу за духовным советом. Поэтому в эпистояярном наследии старца Амвросия нет полного разбора каждой страсти в отдельности.

В наставлении гордым и тщеславным иеросхимонах Амвросий под­робно останавливается на признаках той и другой страсти и объясняет, в чем заключается различие между ними. Для большей наглядности он сравнивает гордых и тщеславных с утками и гусями. Иеросхимонах Амвросий считает, что гордость рождается от самолюбия. "Тщеславие и гордость, - пишет он, - хотя одной закваски и одного свойства, но действие и признаки их различны. Тщеславие старается уловить похвалу людей и для этого часто унижается и человекоугодничает, а гордость дышит презорством и неуважением к другим, хотя похвалы тоже любит... Если же побеждаемый тщеславием не имеет благовидной наружности и других хороших качеств, тогда, для уловления похвал, человекоугодничает и, как утка, кричит: "Так! так!", когда на самом деле и по справедливости не всегда так, да и сам он внутренне бывает расположен иначе, а по малодушию придакивает. Гусь, когда бывает что-либо не по нем, поднимает крылья и кричит: "Гага! каго!", так и горделивый, если имеет в кружке какое-либо значение, часто возвышает голос, кричит, спорит, возражает, настаивает на своем мнении. Если же недугующий гордостью в обстановке своей не имеет никакого веса и значения, то от внутреннего гнева шипит на других, как гусыня, сидящая на яйцах, и кого может кусать, кусает"707.

Наставляя гордых и самолюбивых к исправлению, иеросхимонах Амвросий напоминает им слова Спасителя: "Возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и об­рящете покой душам вашим: иго бо мое благо, и бремя Мое легко есть" (Мф. 11, 29-30).

Оптинский старец Амвросий советует всячески искоренять в себе самомнение и тщеславие, приводящее к гордости. "Потребно нам, — пишет он, — более всего иметь смирение искреннее пред Богом и перед всеми людьми; и более бояться и остерегаться самомнения и тщеславия и самого тонкого, что мы стяжали нечто духовное"708. Самомнение же величайшее происходит от величайшей гордости. Гордость же есть начало и корень всех зол в роде человеческом, и поистине есть гибель или смерть души"709.

Ограждая своих духовных чад от этой зловредной страсти - гор­дости, старец Амвросий советует им всячески хранить свое сердце во смирении и самоукорении, приписывая все свои добрые дела единому Богу, потому что самонадеянность и гордость вреднее всех страстей: "Гордость же одна заменяет все пороки, как и одно смирение спа­сает человека"710. Далее иеросхимонах Амвросий, развивая мысль о гордости, пишет: "Горделивость и на небе жившим не помогла, а лишила благодати Божией и низвергла долу, почему нам, хотящим взыти горе, потребно смириться зело"711. В другом письме старец Ам­вросий эту страсть ставит хуже прелюбодейства и убийства, поясняя эту мысль словами Псалтири. "Гордость и самонадеянность вреднее прелюбодейства и убийства, - говорит он. - Последние привели про­рока к смирению и покаянию. Первые довели его до падения, как объясняет он в одном своем псалме, говоря: "Рех, не подвижуся во век". По падении же своем совсем иное говорил: "Червь есмь, а не человек, поношение человека и уничижение людей"712.

Для истребления страсти гордости и последующих за ней страстей человек должен, по словам старца Амвросия, сконцентрировать все свои силы, все свое внимание и следить неослабно, чтобы они по­степенно, с помощью Божией, ослабевали в нас. "Если хочешь из­бавиться от гордости и самомнения, — пишет он, — то прежде всего требуется покориться воле Божией. Если хочешь, чтобы все было по воле Божией, то терпи все"713. Иеросхимонах Амвросий дает совет одной духовной дочери, как освободиться от гордости. "Когда найдут на тебя помыслы гордые и самонадеянные, — говорит он, — вспоми­най, что ты подобна разломанному зданию без окон и без дверей, и сама себе говори: "Разграбленной, разоренной чем гордиться?" Заботясь освоем спасении, каждый должен вести добродетельную жизнь, подражая угодникам Божиим в их трудах, подвигах, смиряя свое сердце от превозношений и осуждений. Иначе все наши до­брые дела, по мнению старца Амвросия, будут неугодны Богу. "С гордостью и осуждением других добродетель проходящие, - пишет он, - отвержены бывают Богом, как показывает евангельская притча о мытаре и фарисее"714.

Не менее зловредной страстью, по мысли иеросхимонаха Амвро­сия, является самолюбие. "Самолюбие наше, - пишет он, - корень всему злу. Оно — начало всех страстей, оно есть причина всех наших бедствий и страданий иногда в настоящее время, а иногда как послед­ствие прежних ошибок"715. В другом письме об этой страсти старец пишет, что "она, как темная завеса, затеняет от нас свет истины и не попущает насладиться нам истинным познанием. Сказано: "Цар­ствие Божие внутрь вас". Мы же, оставляя искание его внутри себя, вращаемся вовне, занимаясь разбором чужих дел и недостатков"716. Вместо того, чтобы внутри себя создавать Царствие Божие, самолю­бивый человек выходит из внутренней клети и устремляется в мир страстей. "Мы, вступая на смиренный путь благочестия, —пишет иеросхимонах Амвросий, — не вполне отрекаемся от того, чтобы и на этом пути иметь какое-либо значение, и самолюбие наше умеет тонко прикрывать это благовидным желанием доставлять какую-либо пользу и в обители"717.

Человек, одержимый страстью самолюбия, не видит в своей душе собственных недостатков, а по отношению к другим бывает жесток и дерзок, замечая в них самые малейшие недостатки. Сожалея о таковых, старец Амвросий пишет: "От себялюбия и самолюбия (бывает) вся беда... От них плодятся противные помыслы, словно саранча, поедающая не только плоды духовныя, но и листья и са­мую кору"718. Действенными средствами, избавляющими человека от страсти самолюбия, служат самоукорение и молитва. Самолюбивому угрожает величайшая опасность - лишение его милости Божией. Об этой опасности и предостерегает оптинский старец ищущих спасения. "Сожалею и боюсь, - пишет иеросхимонах Амвросий, - как бы вам не лишиться милости Божией за упрямство свое по причине оскор­бленного самолюбия за какие-то пустые претензии... Пощадите себя и меня, да не раскаиваемся после все тщетно и невозвратно. Поэтому кто не пощадит себя, ради самолюбивых безрассудных претензий, тот виноват будет не только пред Богом и людьми, но и сам перед собою, когда раскаяние будет неуместно"719.

О страсти блуда иеросхимонах Амвросий пишет очень мало; он указывает лишь на средства для преодоления блудных помыслов. "Противу блудных помыслов, - говорит он, - вооружайся воздержа­нием в пище и сне; старайся всегда находиться в труде и при деле, а паче всего имей везде во всем и всегда смирение и самоукорение, не осуждай никого. Смирение в том и состоит, чтобы не осуждать и не укорять"720. "Огонь истинной Божественной любви отгоняет всякие нечистые помыслы, а когда подобные помыслы сильно стужают человека, то это явный признак, что он не достиг еще в меру любви Божией"721.

Рассматривая страсть уныния, ее пагубное действие в деле спасе­ния, старец Амвросий советует христианам не побеждаться ею, но искоренять ее в самом начале. Свои мысли относительно этой страсти он основывает на учении преп. Марка Подвижника. "Прп. Марк Подвижник, — читаем мыв письме старца, — выставляет три особые силы вражии, которые, подобно трем великим исполинам, ратуют как живущих в монастырях, так равно и всех хотящих приблизиться к Богу. Эти три исполина суть: уныние, забвение и неведение, а по дру­гим отцам: невежество и неразумие, которые предъидут всем другим страстям и пролагают удобный путь темному полчищу оных... "722

Вскрывая причины уныния, иеросхимонах Амвросий указывает, что они являются следствием тщеславия: "Уныние бывает от того, что не презрели мы еще тщетной славы и дорожим мнением человеческим, или хоть не дорожим, а не отвергли еще его"723. "Бывает уныние и от тщеславия, — пишет старец Амвросий, — когда что не по-нашему делается или другие толкуют о нас не так, как бы нам хотелось. Еще бывает уныние от рвения непосильного... непосильным и неразумным рвением можно себе духовно живот надорвать... Вредно не радеть о должном, но небезопасно ретиться выше своей меры"724.

Страсть сребролюбия, по учению иеросхимонаха Амвросия, следует рассматривать как проявление неверия. "Скупость, - пишет он, - про­исходит от неверия и самолюбия..."725 Вскрывая причины скупости, старец в то же время не настаивает и на совершенном нестяжании: "Совершенное нестяжание по настоящему времени невозможно. С по­мощью Божией умудряйся устраивать себя так, чтобы возможно было держаться внутреннего подвига726, который, по апостольскому слову, состоит из четырех частей: ко всем долготерпите, всегда радуйтеся, непрестанно молитесь и о всем благодарите. Сия бо есть воля Божия. Начинать должно с последнего, т.е. с благодарения за все. Начало радости — быть довольным своим положением.

В своих наставлениях иеросхимонах Амвросий предостерегает своих духовных чад от чрезмерного пристрастия к деньгам, а с дру­гой стороны, и от слишком легкомысленного отношения к ним. В одном из писем он пишет: "Безрассудно быть пристрастну к деньгам и нерассудно пренебрегать ими; то и другое худо и ведет не только к смущению, но даже и ко вреду душевному чрез разные путаницы от неправильного пренебрежения. Деньги сами по себе, или, вернее, по цели, назначенной от Бога, вещь весьма полезная. Они заменяют недостаток простоты и любви между людьми. Без денег кто бы расчел людей! Были бы вечные споры и ссоры и даже драки до убийства; малыми монетами и даже ничтожными бумажками люди от всего этого избавляются, сами не понимая этого. Вред не от денег, а от безрассудной жадности или скупости, или от злоупотребления; по­жалуй, скажем, и от неправильного пренебрежения"727. Затем старец Амвросий советует пасомым обращать свою мысль на кратковремен­ность земных благ, заботиться более всего о вечности. "Блага земные кратковременны, и никто богатства земного не переносит с собою в будущую жизнь, разве только кто разумно употребит его на мило­стыню и благотворения"728. "Ежели кто об украденных у него деньгах не жалеет, то это вменяется ему более произвольной милостыни"729.

Желающие достигнуть спасения, по мысли старца Амвросия, не должны обращать внимания на недостатки своих ближних и осуждать их, ибо осуждение также является одной из пагубных страстей. Для избежания осуждений иеросхимонах Амвросий дает ценный совет, а именно избегать многоречия и держаться совета св. Исаака Сирина, т.е. "стараться не видеть злобы человека"730. Следовательно, в борьбе со страстями прежде всего необходимо научиться осуждать самих себя и ни в коем случае других, потому что "человек, - говорит старец Амвросий, — может видеть только видимое, Господь же зрит самые глубины сердечные "731.

Каждая страсть, по мысли иеросхимонаха Амвросия, начинает­ся с греховных помыслов. Зная это, старец предостерегает своих духовных чад от увлечения ими. Особенно много говорит он о хульных помыслах, которые борют человека за возношение и осуждение ближних, и дает следующие наставления: "Хульные по­мыслы, — пишет иеросхимонах Амвросий, — известно, за что борют: во-первых, за возношение, во-вторых, за осуждение. Смирись, не думай о себе, что ты лучше других, не зазирай никого, а себя за согрешения и поползновения укоряй, то и хульные помыслы утих­нут. Впрочем, во всяком случае не смущайся; невольные хульные помыслы св. отцы не считают грехом, а их причины — грех"732.

Причину нахождения хульных помыслов иеросхиморах Амвросий также видит в зависти вражией, а потому советует: "Особенно не тревожься, — пишет он, — хульными помыслами, которые явно про­исходят от зависти вражией. Со стороны же человека поводом к оным бывает или горделивое самомнение, или осуждение других. Поэтому в нашествии хульных помыслов прежде всего укоряй себя за осуждение других и гордое мнение за настоящее или прошедшее, нисколько не беспокоясь тем, что слышим неизреченные хулы вражий... старайся иметь посильное воздержание в пище и в питье и сокрушенное и смиренное пред всеми сердце, чтобы приобрести спасительный плач о прежних и настоящих согрешениях и чрез то сохранить себя без­вредно в настоящем твоем искушении от духа хулы. Знай, что враг, если не может кому сделать вреда, то по злобе своей силится, по крайней мере, смущать того, досаждать ему разными помыслами и злыми внушениями"733.

Иеросхимонах Амвросий так же, как и св. Иоанн Лествичник, кро­ме указанных способов для отражения хульных помыслов, советует побеждать их презрением и молитвой, молясь псаломскими словами: "Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися, да по­стыдятся и посрамятся ищущии душу мою, да возвратятся вспять и постыдятся хотящии (мыслящии) ми злая". Когда же будут враги внушать похвалу и гордостное возношение, то продолжай следующий стих, глаголя: "Да возвратятся абие стыдящеся глаголющии ми: благоже, благоже" (Пс. 69). Также прилично и в приличное время про­изнести из 39 псалма, начинающегося так: "Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою" и проч. по избранию до конца... Главное же старайся удержать веру и упование спасения, что Господь хощет всем спастися и в разум истины прийти. Враг же немощной только силится удалить человека от спасительного пути разными не­лепыми внушениями и устрашениями и возможными искушениями, чтобы как-нибудь поколебать человека и отвратить от истинного пути; и хотя он и тогда, аки лев рыкая, ходит, иский кого поглотити, но св. апостол Петр увещевает противиться ему твердою верою и упованием на Господа, что Он не оставит нас и силен упразднить и разрушить все козни вражии, как слышим часто в тропаре мучеников, которые имуще крепость от Господа, мучителей низложиша и сокрушиша демонов немощныя дерзости"734.

Человек, одержимый страстью зависти, не способен к богоугодной жизни: в его сердце отсутствует любовь как к Богу, так и к ближним. Такой человек не может приносить плоды добра, потому что его серд­це всецело склонно к злым делам и даже убийству. Иеросхимонах Амвросий пишет о таковых, что эта немощь (зависть) "побудила Каина убить незлобивого Авеля, а иудеев побудила распять Христа Спасителя... Страсть зависти ни в какой радостный праздник, ни при каких радостных обстоятельствах не дает вполне порадоваться тому, кем она обладает. Всегда, как червь, точит душу и сердце его смутною печалию, потому что завистливый благополучие и успехи ближнего почитает своим несчастием"735.

Для более наглядного уяснения этой страсти старец Амвросий при­водит один замечательный пример: "Один греческий царь, пишет он, - пожелал узнать, кто из двух хуже: сребролюбец или завистливый, потому что оба не желают друг другу добра. С этой целью повелел позвать к себе сребролюбца и завистливого и говорит им: "Просите у меня, что угодно; только знайте, что второй вдвое получит, что по­просит первый. Сребролюбец и завистливый долго препирались, не желая каждый просить прежде, чтобы после получить вдвое. Наконец, царь сказал завистливому, чтобы он просил первый. Завистливый, будучи объят недоброжелательством к ближним, вместо получения обратился к злоумышлению и говорит царю: "Государь! прикажи мне выколоть глаз". Удивленный царь просил, для чего он изъявил такое желание? Завистливый отвечал: "Для того, чтобы ты, государь, приказал товарищу моему выколоть оба глаза"736. Вот насколько страсть зависти опасна и зловредна для каждого человека. Людей, одержимых страстью зависти, иеросхимонах Амвросий уподобляет Ироду: "Постараемся всячески противиться зависти и истреблять сию страсть в самом ее начале, — пишет он, — потому что до крайней степени побежденные завистью поступают в делах своих подобно Ироду, и если бы они были цари, то простирали бы злобу свою до убийства многих"737. Чтобы искоренить из своего сердца зависть и одержать над ней победу, иеросхимонах Амвросий советует истре­блять ее "в самом начале смиренной молитвой, смиренной исповедью и благоразумным молчанием"738.

Иеросхимонах Амвросий не только предупреждает о пагубных по­следствиях зависти, но и указывает и на средства для избавления от данной страсти: "Как же быть тем, которые немоществуют недобро­желательством к ближним, завистию и осуждением, и презорством? Таким следует позаботиться об исправлении своего нрава. А исправ­ление это требует, во-первых, смиренного и искреннего сознания и раскаяния пред Богом и духовным отцом; а во-вторых, евангельского понуждения удерживать язык свой и помысл от порицания других. Не вотще сказано в Евангелии: "Нудится Царствие Небесное, и нуждницы восхищают оное", а в-третьих, исправление это требует усердной и смиренной молитвы словами акафиста: "Господи, исцелил еси сребролюбивую душу Закхея мытаря, исцели и мою окаянную душу от недоброжелательства и зависти, осуждения и памятозлобия". Не без понуждения и смиренной молитвы получили спасение мытари и другие разные грешники покаявшиеся"739.

Иеросхимонах Амвросий на основе своего многолетнего опыта, освященного житием подвижническим, свидетельствует в своих пись­мах, что не может человек отразить гнездящиеся в нем страсти, если не стяжет четырех христианских добродетелей, а именно: мудрости, целомудрия, правдивости и мужества. "Евангельское учение, - го­ворит он, - утверждается четырьмя евангелистами, а жизнь христи­анская - четырьмя главными добродетелями; мужеством, мудростью, целомудрием и правдою. Не умолчу и о неполезной и душевредной четверице, яже есть: уныние, малодушие, нетерпение и уклонение, которые лишают нас полной власти, могут лишить и благой чести, если будем им поддаваться, хотя бы и под благовидным предлогом"740.

Благо только то, что делается по воле Божией и за святое послу­шание. А своя воля лишь мучит, и тогда только научит, когда будем оставлять оную. Вот "добродетели: мудрость, целомудрие, мужество и правда, которыми человек должен ограждаться, чтобы отразить и победить три главные страсти - сластолюбие, славолюбие и сребро­любие. При отражении каждой из сих трех страстей потребно иметь богомудрыи разум и великое твердомыслие... мудрости свойственно иметь не только остромыслие, но и дальновидность, и предусмотри­тельность, и вместе искусство, как поступить"741.

В своих письмах иеросхимонах Амвросий неоднократно проводит мысль о том, что каждый человек должен следить за своим внутрен­ним состоянием и не увлекаться греховными пороками, но отсекать их сразу же при первом появлении и не давать господствовать им в своем сердце, потому что, если только они вкоренятся, то очень трудно освободиться от них. Одной духовной дочери старец Амвро­сий писал: "Умудряйся направляться к внутреннему христианству и старайся отражать все противные помышления молитвенным при­зыванием... помощи Божией"742. В другом письме иеросхимонах Амвросий пишет: "Христианские души, пока добровольно предаются страстям - славолюбию, гневу, зависти, ненависти, памятозлобию, мщению и подобному сему, бывают вертепом мысленных разбойни­ков — бесов"743.

Для того, чтобы освободить душу от этих мысленных разбойников, нужно произвести в душе внутренний переворот, т.е. принести чисто­сердечное раскаяние пред Богом и духовником и более не возвращаться к прежней жизни. Совершенное избавление от страстей, по мнению иеросхимонаха Амвросия, есть великое дарование Божие. Очистившись от них, душа сподобляется соединиться с Богом. Но тот, кто хочет стяжать этот дар, должен отрешиться от всех земных попечений. "За очищением души от страстей, — говорит старец Амвросий, — милостию Божиею, последует воскресение ее и соединение с Господом, если только душа, оставив всех и все, прилепится всем сердцем и всею любовию и Единому Господу"744.

Частные наставления мирянам

Вся жизнь иеросхимонаха Амвросия была направлена к тому, чтобы помочь страждущей душе в ее бедствиях - как духовных, так и в материальных нуждах. К старцу обращались многие с различными вопросами, связанными с семейным неустройством, прося его совета. Иеросхимонах Амвросий принимал самое живое участие в нуждах семейных лиц и преподавал им полезные советы. В его письмах можно найти мудрые наставления родителям о заблудших чадах, о вступлении в брак и выборе невесты, о христианском воспитании детей, о подверженных страстям табакокурения и винопития и врачевании их, а также утешение семьям, потерявшим близких лиц.

Желавшим вступить в брак старец не сразу давал благословение, а советовал навести "справки о невесте, чтобы узнать ее обстоятельно; и если действительно окажется хороша, то и Бог благословит"745. Вступивших в брак иеросхимонах Амвросий поучал жить в согласии, мире и любви и все супружеские тяжести нести вместе. Для подтверждения своих слов старец приводит замечательные слова Иустина Мученика, который говорит, что супруги должны нести тяготы "как впряженные волы ровно несут свое ярмо: если один... будет отставать, то другому бывает труднее. Если бы супруги ровно, по-христиански, разделяли тяготу жизни своей, тогда людям и на земле было бы жить хорошо. Но как супруги часто бывают упруги, оба или один,.. то наше благополучие земное и не упрочивается"746.

На воспитание детей старец Амвросий обращал особое внимание, потому что очень многое зависит от того, как младенец будет воспитан в детском возрасте. "Что вы благое посеете в душах своих детей в их юности, — пишет иеросхимонах Амвросий, — то может после прозябнуть в сердцах их, когда они придут в зрелое мужество"747. Для ясного понимания христианской жизни старец советует родителям читать детям "Священную Историю" и жития святых, по выбору, незаметно насевая в них семена страха Божия и христианской жизни; и особенно нужно с помощью Божиею суметь им внушить, как важно хранение заповедей Божиих и какие бедственные последствия бывают от нарушения их"748. Далее старец пишет, что родители должны научить своих детей, чтобы они знали наизусть некоторые молитвы, например, "Символ веры" и избранные псалмы: "Живый в помощи Вышняго", "Господь просвещение мое"749и т.д. Пришедшим в зрелый возраст старец предлагал прочитывать "Православное Исповедание" Петра Могилы и Катехизис. По словам иеросхимонаха Амвросия, хотя Катехизис "сухая" наука, но его знать необходимо для правильного понимания догматов Православной Церкви750.

Иеросхимонах Амвросий придавал большое значение и тому, чтобы мать научила ребенка правильно налагать на себя крестное знамение. "Веками утвержденный опыт показывает, — пишет старец, — что крестное знамение имеет великую силу на все действия человека во все продолжение его жизни. Поэтому необходимо позаботиться вкоренить в детях обычай почаще ограждать себя крестным знамением, и особенно пред принятием пищи и пития, ложась спать и вставая, пред выездом, пред выходом, пред входом куда-либо, и чтобы дети полагали крестное знамение не небрежно или по-модному, а с точностью, начиная с чела до персей, и на оба плеча, чтобы крест выходил правильный "751.

Старец обращал особое внимание на воспитание детей в страхе пред Богом. "Без внушения страха Божия, - пишет иеросхимонах Амвросий, — чем детей ни занимай, не принесет желаемых плодов в отношении доброй нравственной и благоустроенной жизни" 752.

Умудренный жизненным опытом и одухотворенный благодатью Божией иеросхимонах Амвросий, как опытный кормчий, стоял у кормила душ человеческих, желая каждую из них привести к тихому пристанищу - Христу. К нему обращались люди с различными вопросами и болезнями, прося его совета и молитвенной помощи. Один диакон, страдавший неизвестной болезнью, сопровождавшейся тоской и чувством страха, особенно при совершении Божественной литургии, просил иеросхимонаха Амвросия помолиться о нем. Своим духовным взором старец провидел причину мучившей его болезни и написал в ответ: "Началом и первой причиной болезни вашей были детские грехи, которые, должно быть, вы не умели или стыдились исповедать вовремя, как должно, а это следовало вам сделать, особенно пред посвящением вас во диакона. Второй причиной — то, что, может, вы не всегда хранили свою совесть при совмещении диаконского служения и супружеской жизни, так как от лица, посвященного на это служение, требуется особенное хранение совести" 753. Перечисляя причины болезни, старец в то же время не оставляет болящего в недоумении, подает совет, как избавиться от нее. "В болезни вашей, думаю, - пишет он, - прежде всего нужно вам... найти в вашей стороне... духовника, пред которым бы вы могли с полной верой и с совершенной искренностью смиренно исповедовать все тяготящее совесть вашу, начиная с 6-ти лет и до сего дня; а во-вторых, не возвращаться к таким поступкам, которые причиняют страх и тоску. Если так поступите и вперед твердо решитесь хранить себя и свою совесть, то... не только избавитесь от отягощающей вас тоски и страха, но и самой телесной болезни"754.

Вся жизнь иеросхимонаха Амвросия была направлена к тому, чтобы помочь страдающей душе освободиться от греховных привязанностей, от которых часто сам человек без помощи других не может избавиться. Один человек страдал привязанностью к табакокурению и просил старца помочь ему освободиться от этого порока. Иеросхимонах Амвросий, видя в табакокурении вред для души, пишет: "Невозможное от человек, возможно при помощи Божией; только стоит твердо решиться оставить, сознавая от него вред для души и тела, так как табак расслабляет душу, умножает и усиливает страсть, омрачает разум и разрушает телесное здоровье медленной смертью"754. Чтобы избавиться от плохих последствий, старец советует ему "подробно исповедаться во всех грехах с семи лет и за всю жизнь, и причаститься Святых Таин, и читать ежедневно, стоя, Евангелие по главе, или более... или вместо этого класть по 33 больших поклона"755. Когда же будет одолевать тоска, тогда нужно продолжать чтение Евангелия до тех пор, пока не пройдет. Этот человек до письма старца выкуривал в день по 75 папирос, но когда получил письмо с указанием, как ему поступать, то усумнился в этих наставлениях, а привычка преодолела, и он закурил. Однако внезапно он почувствовал сильную боль в голове и отвращение к курению. С тех пор он раскаялся в этой страсти и больше не стал курить.

Другим более вредным пороком, от которого страдали многие, было пьянство. Этот порок так крепко пленяет душу человека, что пристрастившийся к вину не находит в себе силы воли освободиться от него. Увлекшийся винопитием теряет человеческий образ, становится непригодным как для общественного служения, так и для своей семьи. Иеросхимонах Амвросий, сострадая о таковых, дает им совет, как избавиться от этой немощи. Во-первых, старец побуждает молиться с усердием св. Иоанну Крестителю Господню и мученику Вонифатию, по молитвам которых Господь может исцелить и возвратить страждущего на путь трезвенной жизни. Во-вторых, указывает на лечение травой "черногоркой". Старец не описывает способ лечения этой травой, так как, очевидно, в то время это средство было известно в народе. В-третьих, старец указывает на самое верное и сильное средство освобождения от винопития — молитву Иисусову: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". При этом иеросхимонах Амвросий советует полагать по 33 поклона756. По мнению старца, это самое наилучшее средство.

Имея отзывчивое сердце ко всем страждущим людям, старец Амвросий, по словам ап. Павла, готов был плакать с плачущими и скорбеть со скорбящими. Одной благочестивой супружеской чете, которая лишилась единственного сына, скончавшегося в расцвете лет, старец Амвросий выражает свое искреннее сочувствие. Он готов был сам посетить скорбевших, хотя по своей крайней немощи не мог никуда выходить. Сострадая, он в то же время напоминал им о том, что существует будущая жизнь, где они увидятся о сыном. Укрепляя их веру в будущую жизнь, старец советует им поминать душу почившего за проскомидией, при чтении Псалтири и в домашних молитвах, а также предлагает подавать за его душу посильную милостыню. "Все это, — пишет он, — полезно будет не только покойному сыну вашему, но и вам самим"757.

В другом случае, утешая родителей, лишившихся дочери, старец советует им не скорбеть чрезмерно. "Должно умерять скорбь, -пишет он им, — христианскою надеждою, что дочь ваша получит великую милость у Царя Небесного, в горнем и нескончаемом Его Царствии"758. В молодых летах, по мысли иеросхимонаха Амвросия, душа бывает чиста. Она свободно возлетает в горний Иерусалим, где, предстоя Престолу Всевышнего, ликует вместе с ангелами. Старец советует родителям почаще размышлять об этом, "и тогда скорбный дух ваш будет получать через это отраду душевную"759.

Предостерегая всех ищущих спасения от непомерной скорби и ропота, иеросхимонах Амвросий приводит назидательный пример из жизни одной семьи. Мать с двумя дочерьми умерла в состоянии ропота. Одна из дочерей через несколько дней Промыслом Божиим ожила. Когда ее спрашивали о потустороннем мире, она отвечала, что видела исполненные неизреченной красоты и радости райские селения. Потом видела страшные места мучения, и здесь в числе мучимых видела свою мать и сестру. Потом слышала голос: "Я посылал им скорби в земной жизни для спасения их; если бы они все переносили с терпением, смирением и благодарением, то... сподобились бы вечной отрады в... блаженных селениях. Но ропотом своим они все испортили; за то теперь и мучатся. Если хочешь быть с ними, иди и ты ропщи". С этими словами умершая возвратилась к жизни760.

Старец Амвросий никогда не отстранял от себя решения самых сложных вопросов семейной жизни. Несмотря на то, что он сам никогда не был связан узами семейной жизни, он не замыкался в узком кругу монашеских интересов, но всегда сострадал и людям семейным. Его наставления как монашествующим, так и мирянам преисполнены духовного и жизненного опыта и свидетельствуют, что автор их имел особое, благодатное помазание.

В образе оптинского иеросхимонаха Амвросия светлыми чертами запечатлевается высокий и ясный ум, непреклонная воля и любвеобильное сердце. Всю свою жизнь он стремился достигнуть одной главной цели - стяжать в своей душе Царствие Божие. Он был воистину одним из глубочайших знатоков сокровеннейших движений душ человеческих, опытнейшим врачевателем духовных недугов, мудрым и любвеобильным наставником. Его письма, дошедшие до нас, являются прекрасным руководством всем идущим по пути ко спасению. Они раскрывают полную и ясную картину внутренней, духовной жизни человека, указывают ему высшую цель - Царство Небесное — и пути достижения его.