Даль Владимир Иванович

Перевод со славянского

Аля принялась было читать бабушке рассказ Андерсена, но вбежавшие дети опять ей помешали.
— Бабушка, скажи, пожалуйста, разве дьякон в церкви все по-русски читает? — спрашивала Саша. — Лиза говорит, что по-русски, а я думаю, что не все по-русски, потому что иного нельзя понять.
Девочки стали перед бабушкой, ожидая ее решения.
— Священник, дьякон и весь причт читают церковную службу не на нашем русском языке, а на славянском, потому что наш язык произошел от общего славянского и к нему весьма близок; поэтому мы, с небольшим навыком, можем понимать и другие языки родных нам славянских племен, которые разбросаны посреди Европы.
— Бабушка, вот их зовут славянами, а отчего же нас зовут русскими? — спросили меньшие девочки.
— И у них, дети, есть свои особенные имена, чтобы отличить одно племя от другого; они зовутся болгары, сербы, чехи, хорваты, словаки, черногорцы, Галицкие руссы и проч.
— Если бы к нам пришел серб, он бы понял, что мы с тобой говорим?
— С непривычки, он понял бы, как говорится, из пятого в десятое; но дай ему эту книгу, сказала бабушка, придвигая к себе Евангелие, и он поймет ее всю, с начала до конца, так же хорошо, как и я ее понимаю.
— Неужели, — спросила Аля, — каждый серб, чех и болгарин поймет наше Евангелие?
— У всех почти славян слово Божие писано на одном языке; болгарин даже легче нашего поймет его, потому что оно переведено с греческого Кириллом и Мефодием, болгарскими монахами, на тогдашний болгарский язык.
— Бабушка, а ведь это весело думать, что у нас есть что-нибудь одно с ними, и мы все это одинаково любим! Не правда ли, бабушка, это весело? — ласково спрашивала Аля, умильно заглядывая старушке в глаза.
Нежно и тихо усмехнувшись на эту задушевную речь внучки, старушка молча поцеловала Алю.
— Бабушка, и они нас любят? — спросила Саша.
— Кто, дружок?
— Да они все, те люди, про которых ты говорила, те... что ты называла родней нашей, — пояснила Саша, не могшая припомнить названий разных славян.
— А ты их любишь? — спросила старушка.
— Я? — сказала удивленная Саша, — бабушка, я их совсем не знаю!
— Правда, моя девочка, и нельзя любить того, чего не знаешь; думаю, что и они нас знают немного поболее твоего! А все-таки, — сказала старушка, поворачиваясь к старшей внучке, — отрадно, дружок, что есть между народами такая высокая связь, какова у нас с родными нам славянскими племенами.
Аля уже готова была взяться за Андерсена, но сестры ее, надумав что-то, обратились опять к бабушке с вопросом:
— Бабушенька, почитай мне немножко из твоего Евангелия.
Саша придвинула Евангелие, открыв на своей закладке; бабушка перевернула несколько листков, потом прочитала внятно, с расстановкой, из десятой главы Маркова Евангелия: «И приношаху Ему дети, да коснется их, ученицы же прещаху приносящим. Видев же Иисус, негодова, и рече им: оставите детей приходити ко Мне и не браните им, тацих бо есть царствие Божие». Прочитав это, старушка посмотрела на удивленную Сашу.
— Ну, Саша, — закричала Лиза, — разве это не все равно, что по-русски, разве ты этого не понимаешь?
— Конечно, по-русски, — бойко закричал Миша, которому слова показались знакомыми, а о смысле он не заботился.
— По-нашему, — отвечала бабушка, — приношаху значит приносили, а прещаху — значит запрещали.
Потом девочка остановила ее на слове тацих.
—Тацих, значит таких; на славянском языке буква к часто заменяется буквою ц, когда говорится о многих; по-русски говорится: ученики, а по-славянски ученицы; по-нашему руки, а по-славянски руци. Пока бабушка читала и толковала, Саша все тянулась и следила за пальцем старушки; замечая же, что она, прежде чем выговорила для примера руци, что-то прочла про себя, девочка попросила прочесть те строки вслух; и старушка прочитала медленно: «И объемъ ихъ возложъ руци на нихъ, благословляше ихъ», и тотчас перевела это так: «Господь обнял детей, и положа на них руки, благословил их».
— Бабушка, это кто обнял детей? Бог-то?
— Да, Мишенька, Господь обнял и благословил их.
— А за что Он обнимал и благословлял их? — спрашивал удивленный мальчик.
— За то, дружок, что их обижали, гнали, не допускали к Господу, а Он любит и жалеет всех людей, особенно тех, кого обижают; Он всегда заступается за них и утешает их.
— Бабушка, это очень хорошо! — говорил Миша, все ближе и ближе становясь; а дети Его очень любили? — горячо допрашивал мальчик, прижимаясь к бабушке и оттесняя Сашу: — да, Саша, пусти, — сказал он, наконец, оттолкнув сестрицу и став на ее место.
— Как же не любить! — разумеется, любили, и слушались Его, и никогда не отгоняли и не отталкивали друг друга, чтобы стать на чужое место, — прибавила старушка, — пристально глядя на Мишу. — Господь велит заботиться друг о друге, никого не обижать, говорить правду, не лгать; кто из детей слушается Его, того Он и любит.
— Ведь уже Бог теперь на небе! — сказал Миша в раздумьи, — уже Он более не здесь!
— Это, Мишенька, все равно: Бог одинаково видит, слышит и знает все, что мы делаем, слушаемся Его или нет, обманываем, обижаем кого, или заботимся друг о друге; все это Он видит точно так, как бы стоял здесь, перед нами.
Миша, взглянув на Сашу, посторонился немного, давая ей место.

Источник: Альманах «Глинские чтения»